такую, какая бывает, когда натрешь волдырь, а тупую, ноющую боль.

Мы шли вдоль крутого зеленого склона, с разбросанными тут и там фруктовыми деревьями и пришли к стоявшему на отшибе каркасного типа дому. Деревянная лестница блестела, словно отполированная, а прихожая на втором этаже была обшита темным гладким деревом без отделки. Вдоль стен стояло несколько сундуков и скамеек и высокие часы.

Из комнат вышел молодой хозяин с женой; они дружелюбно пригласили нас в большое помещение, где на полу лежали матрацы и одеяла.

Я сразу стянул с себя сапоги и ощупал ногу. Шрам на стопе стал болезненным на ощупь. Мы ведь уже как-никак три недели находились в пути. Я пошел на кухню и попросил теплой воды.

— Blessé?^[8] — спросил мужчина и указал на ногу.

— Oui, monsieur^[9].

Он сразу вскочил. Его жена принесла лохань и стул, чтобы я тут же мог опустить ногу в воду. Затем я сидел на стуле, а они у печки. За окном луна заливала холодным светом склон луга. Похоже, снова подмораживало. Эти двое выглядели на зависть здоровыми людьми. Они были молчаливы и казались довольными судьбой. К чему же попусту болтать о том, что и без слов ясно?

В этом доме мне было на редкость хорошо.

XIV

При построении на следующее утро Сыманк и Ханфштенгель осыпали проклятьями мерзких жителей деревни. Они ночевали у священника, и он не дал им воды, чтобы умыться, и отказывал в чем только мог. А когда они попытались его усовестить, он заговорил о варварах и бошах, которые заслуживают только смерти. Сыманка это так обозлило, что он чуть не бросился на священника с кулаками. Ханфштенгель удержал его.

Тогда Сыманк в ярости крикнул попу: «Свинья!» — и выскочил за дверь.

Бодрым шагом мы двинулись навстречу пасмурному дню. Моя нога получила хороший отдых. Сегодня нам предстояло пересечь немецкую границу.

Сразу после полудня движение замедлилось. Шаг за шагом мы продвигались из низины к какой-то деревне.

Все в роте были в хорошем расположении духа. «Еще немного — и мы у цели!» — дружно кричали хором. Затем некоторые запели:

Спустя два-три часа мы дошли до деревни; там была развилка. Слева двигалась колонна неизвестной дивизии, а из низины на ту же дорогу выходила наша колонна. Командир нашего полка верхом на лошади пытался пропустить свой полк вперед. Неизвестной дивизией командовал генерал. Он стоял у своего автомобиля на площади перед кафе. Там расположились солдаты всех родов войск с металлическими кружками в руках; многие из них сидели на тумбах и стульях и дули на кофе, боясь обжечься. Некоторые пили шнапс. Мелинг уже протолкался сквозь толпу и скрылся в кафе. Я знал, что нам предстояло пройти свыше десяти километров до границы да и после этого проделать еще немалый путь. Я уселся на обочину дороги, чтобы дать отдых ноге.

Уже стало смеркаться, когда наша колонна двинулась дальше. Долгое ожидание утомило нас. Часа полтора спустя движение снова замедлилось, и послышались крики: «Еще немного — и мы у цели!» Потом запели песню:

Они пели протяжно и заунывно, маршируя навстречу ночи. Некоторые стали присаживаться у дороги. Артиллерийский офицер проскакал мимо верхом:

— Дорогу!

Поднимались с бранью.

Проехала машина с генералом.

— Пусть бы этот тоже топал пехом, как мы!

Потом движение снова ускорилось.

Нас перегнал еще один автомобиль.

— Дорогу! — В нем четверо летчиков в фуражках набекрень.

— Кто они такие, чтобы ехать?

— Пехтура! — презрительно крикнул один из летчиков.

— Вытаскивай их оттуда, это тыловые свиньи!

Несколько человек стали проталкиваться к автомобилю. Но шофер продолжал ехать напролом, не обращая внимания на стоявших впереди людей. Те отпрянули в сторону.

— Выключай фары! — крикнул кто-то уже с угрозой. Автомобиль скрылся из виду.

То и дело останавливаясь, мы продолжали все же продвигаться вперед. Крик: «Выключай фары!» — слышался все чаще и чаще.

Мы приближались к месту, где грохот и рев моторов не стихал.

— Скоро пограничная дорога, — сказал Ханфштенгель.

— Сколько еще до нее, господин лейтенант?

— Полагаю — часа за полтора дойдем, если без задержек.

— Тогда шагайте без меня, господин лейтенант! — огрызнулся унтер-офицер.

— А ты нам и не нужен, — засмеялся Мелинг. — Ложись себе в кювет. Мы же пока что займем квартиры получше.

Кто-то засмеялся. Унтер-офицер что-то пробормотал.

Рев моторов слышался совсем близко. Теперь я узнал дорогу, которая пересекала наш путь. По ней справа в два ряда шли тяжелые орудия.

Мы очень медленно приближались к дороге.

— Господин лейтенант! — крикнул кто-то, а кто именно — в этой тьме, в путанице людей, лошадей и орудий, было не распознать. — Господин майор сказал, что нужно идти дальше цепочкой по кювету.

И вот — то медленно, то бегом — мы стали один за другим продвигаться по неровному дну кювета. Заныла нога. Я пытался ставить ее ровно и твердо, но от этого только стало ломить коленный сустав.

Около одиннадцати часов, в то время как справа по дороге продолжали грохотать повозки и орудия, слева появились мрачные здания фабрики. Мы остановились.

— Почему стоим? Хотим на квартиры!

Лейтенанта Шубринга словно пригвоздило к месту. Он стоял и смотрел на грохочущие мимо обозы.

— Можем обойтись и без командиров!

— Заткнись! — крикнул Хёле. — Господин лейтенант не может ведь вынуть из кармана квартирмейстеров. Вы-то знаете хоть, куда нам идти?

Мы ждали. Даже всеобщему любимцу Ханфштенгелю его солдаты начинали грубить.

Мелинг шепнул мне украдкой:

— Если господин фельдфебель подержит мою винтовку, я могу поискать квартирмейстеров. Они наверняка где-нибудь здесь на дороге, нужно только кликать их через каждые двадцать шагов.

Я подошел к ребятам из моего взвода и сказали, что Мелинг отправился на поиски.

— Дерьмо он!

— За всю войну не научились держать квартирмейстеров в порядке!

— Когда же нас отпустят, господин фельдфебель? — пропищал чей-то жалобный голос.

— Не знаю, — ответил я.

— Они тебя вообще не отпустят. Все это свинство будет продолжаться и дальше. Нужно самим — ноги в