наследство. Бедный папа — мы не видались несколько лет. С тех пор, как он перебрался в Медынск… Только вот теперь я, кажется, надолго поселюсь с ним. А вы… едете надолго? Куда?

— У меня специальное задание, Нина Павловна! В Медынске, как вы знаете, есть аэропланные заводы. Неужели же вы не слыхали об этом? То есть, не только есть, а это единственное, чем выделяется этот город! Через неделю там будет первый торжественный выпуск красной эскадрильи самолетов усовершенствованной, оригинальной конструкции. Да, да, вы очень вовремя попадаете туда! Будет большая демонстрация, полеты, прилетят члены правительства и иностранные гости. Редакция командировала меня предварительно дать несколько очерков о работе заводов, о жизни аэродрома, наконец, о самом торжестве. Нет, это очень интересно! — взволнованно потер журналист руки: — между прочим, если разрешите, можно проинтервьюировать и вашего отца!

— Вы очень любезны! — красавица ласково улыбнулась алым ртом и голубыми глазами. — Думаю, что отец будет рад видеть вас. И во всяком случае, если не он… — она сдвинула брови, как бы сердясь на невольно сорвавшуюся фразу. — Мне кажется, этот Медынск все-таки порядочная дыра. Вы спросили про центр? Я думаю, там и центра-то никакого нет — одна сплошная окраина. После Парижа…

— Разве вы едете оттуда? — склонился вперед Мак.

— Да, оттуда! — глаза говорившей подернулись легкой дымкой. — Мой муж работал там при торговом представительстве. Умер шесть месяцев назад. — Она отвернулась и стала пристально смотреть в синий четырехугольник окна.

Впереди протяжно засвистело — черный загнанный паровоз почуял станцию. Начали мелькать домики, припавшие к земле в жидкой зелени палисадников, груды кирпичей, полосы опущенных шлагбаумов.

Мак и Добротворская стояли у окна. Ее мягкий локоть касался его груди. Он покосился — худощавое, с прямыми линиями лицо, синеватый белок глаза, полная шея, схваченная темным воротом платья. — Шикарная женщина! — Почудилась улыбка на углах ее полных губ. И как легко завязываются эти вагонные знакомства. Нужно поддержать его! В две недели срока…

— Видите? Очевидно, Медынск!

Вдалеке выступил город — пологие холмы, покрытые пестрой мозаикой построек и блестками церковных куполов. Отчаянно свистя, поезд загрохотал под широкий темный мост.

Лица журналиста коснулись мягкие душистые волосы. Нарочно? Нечаянно? Что, если обхватить ее круглую талию, поцеловать в губы, в шею… Мак стиснул зубы. Туннель миновал. Женщина стояла в прежнем положении, подставив лицо врывающемуся в окно ветру.

— Ну, пора собираться!

Она раскрыла желтый чемодан, стала упаковывать в него спальные принадлежности. Мак одел серое широкое пальто, странно торчащую фетровую шляпу. Он снял свой уже увязанный тюк и поставил его на лавку.

— Значит, я рассчитываю на прием, Нина Павловна?

Затягивая ремень, она вскинула свои яркие глаза.

— Я скажу папе. Он будет, наверное, рад. И после него вы заглянете ко мне, надеюсь?

Замедляя ход, поезд постукивал вдоль деревянной платформы и каменного двухэтажного дома со многими дверями. Мак подхватил свой портплед и узкий чемодан соседки. Были видны первые пассажиры, ковыляющие под тяжестью вещей, рвущаяся в вагоны оголтелая толпа носильщиков и длинная вывеска «Медынск» над распахнутыми главными дверями.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Как журналист Мак встретился с военлетом Ивановым

Ни следующий день осматривали заводы.

Масло лилось четырьмя густыми, сомкнутыми, бесконечными струями, падая на скорченные лепестки серебряных стружек, желтым лаковым слоем покрывая крутящиеся части машины. Коленчатый вал-основа мотора медленно поворачивался в надежных тисках, снова и снова подставляя безжалостному резцу один из наполовину проточенных суставов.

Измазанная маслом кисть легла на рычаг, регулируя ход машины. Сквозь мерное, несмолкающее биение мастерской объяснения провожатого доносились, как сквозь комнатную перегородку.

Около среднего ряда причудливых станков, с крутящимися колесами, шелестящими с потолка ремнями, стояли Мак и коренастый человек с квадратным серым, морщинистым лицом. Еще серее был твердый пробритый низ квадрата. Он объяснял, устремив на слушателя матовые зрачки глаз.

— В этом отделении идет обработка деталей — разных составных частей мотора. Делаются из особого сплава — алюминий по преимуществу. Здесь же у нас льют! Сталь — коленчатый вал, например, — с другого завода привозят. Видите станки рядами — в каждом ряду деталь обрабатывается с начала до конца!

Они двигались дальше. Резцы и сверла, беспрестанно охлаждаемые белой струей — водой с эмульсией нефти — упорно вели свою механическую жизнь. На боковых станках толстенькие стальные цилиндры, схваченные черными рубашками водяного охлаждения, снабжались всевозможными трубочками и винтами. Крутящиеся диски точильных камней шлифовали готовые части — в широких трубах дрожало оранжевое пламя искр…

— Здесь окончательная обработка! Раньше происходит другое. Пройдем в горячий цех!

В тишине заводского двора прошли в соседнее здание. Здесь взрытый песочный пол был покрыт рядами прессовальных земляных форм. Несколько охлаждающихся картеров — тусклых корытообразных станков мотора — уже готовые стояли у стены. Копошились рабочие у закопченных кирпичных кубов — нефтяных печей.

Шло литье металла.

Вот один из рабочих берет и устанавливает на песке земляную форму. Двое подхватывают из печи горшок, до краев наполненный жидким пламенем. Горшок несут к форме. Длинным черпаком снимают черный нагар.

Горшок наклоняют — розовато-серебряная густая масса льется внутрь, наполняет форму до края.

Розовато-серебряная густая масса льется внутрь, наполняет форму до края.

Через некоторое время застывший шаблон вынут оттуда, как зерно из ореховой скорлупы.

Он готов для отправки в механический цех.

— Механический цех мы уже видели первым. Теперь пройдем в сборочную и испытательную!

Лестница, переход, лестница. Опять ряд станков со склонившимися людьми. Все отдельные, окончательно обработанные части, поступают сюда и здесь соединяются в стройное целое — в авиационный мотор.

Мак увидел готовые блестящие сооружения в половину человеческого роста, с рядами цилиндров, расположенных один против другого в виде римской пятерки, вдоль широкого основания надежного картера. И затем готовый мотор — сердце механической птицы — идет на второй завод для того, чтобы скрыться внутри бескрылого,