преступлений: укрывательство убийцы и самооговор невинного человека!

— Ничего я не организовывала… Не докажете!

Слово берет Томин.

— Кира Михайловна, вы самонадеянны. О вашем знакомстве с семьей Холиных людям известно. Обман Тобольцева очевиден. Если добавить оригинальную деталь, что последнее время на свидания с вами приходит не муж, а Дмитрий Холин, то, пожалуй, для начала довольно. А дальше еще поработаем.

Грибеник начинает всхлипывать.

Томин подходит к Знаменскому, который отвернулся к зарешеченному окну, тихонько спрашивает:

— Паша, ты что? Тобольцев плачет с радости, Грибеник со страху, а ты-то что невесел?

— Да знаешь, ненавижу, когда приходится ненавидеть!..

17

В квартире Холиных семья за ужином.

— Кушай, Вадик, кушай, ты так осунулся, — приговаривает счастливая мать.

— По-моему, мы больше осунулись, пока он сидел… — замечает старший брат. — Иди же, папа!

— Сейчас, — тот в соседней комнате возится с протезами.

— А можно не стучать челюстями, когда люди едят? — оборачивается к нему Вадим.

— Он у себя в камере привык к тишине! — качает головой отец.

— Вадик, нехорошо, — на мягких тонах журит мать. — Папа для вас всю жизнь, не разгибая спины…

— Оставь его, он глуп, — бормочет отец, садясь за стол.

Некоторое время все едят в молчании. Но вот Вадим отодвигает тарелку и поднимается.

— Куда? — настораживается отец.

— Прогуляться-проветриться.

— Твои прогулки слишком дорого обходятся семье.

— Мама, он спятил! Он хочет снова запереть меня в четырех стенах!

— Сядь, говорю тебе! И затихни до суда. Еще неизвестно, чем все кончится, — поддерживает отца Дмитрий.

— Митя, но Вадик столько перестрадал, — робко вступается мать. — Иногда ему все-таки нужно развлечься?

— Он не умеет развлекаться прилично, мама.

— Ах, Вадим, Митя по-своему прав. Он опытней, прислушивайся к мнению брата. Митя все имеет, добился хорошей должности и пожинает плоды…

— Доби-ился! Без вас он заведовал бы в бане мочалками!

— А где бы ты был без родителей?

— Между прочим, в институт я прекрасно поступил сам!

— Мальчики, мальчики, перестаньте ссориться! — страдает мать. — Вадик, ведь разговор только о том, чтобы ты немножко потерпел.

— А я не могу терпеть. Организм не позволяет. Я не желаю пожинать плоды, когда на макушке засветит плешь!

— Он глуп, — повторяет отец, который один еще продолжает жевать.

— Зачем ты так, Вадик? Ведь ты всех нас любишь! — Мать пытается обнять его. Вадим увертывается.

— Люблю? Да чем вечно клянчить у вас то трояк, то сотнягу, лучше пойти и трахнуть кого-нибудь по башке!

— Вадик, мы никогда ничего для тебя не жалели! — скорбно восклицает мать.

— Да, кое-что я получал. Периодически. Но когда мне нужно было позарез, вы в воспитательных целях показывали мне кукиш.

— Заткнись! — обрывает Дмитрий. — Не хватает обвинять мать с отцом! Ты хоть представляешь, во сколько обошлось тебя вытащить? А еще во сколько обойдется!

— Отдайте половину этого мне, и я внесу гениальное рацпредложение.

— Какое?

— С Тобольцева довольно. Купите против него свидетеля. Очевидца и дешевле и надежней.

— Откуда же очевидец? — изумляется мать. — Митя?

Митя задумывается.

— Вообще-то… найти, пожалуй, можно.

— Отец, ты слышишь?

— Оставьте меня.

— Но как умный человек…

— Я не умный человек. Я не имею на это времени — я делаю зубы. Кому вставить? Пожалуйста, хоть в три ряда, как у акулы. Дальше меня не касается.

— Не сердись, семье нужен твой совет.

— Сколько с меня причитается за право спокойно жить в своем доме?! — Он встает, уходит в свою комнату, и слышно, как запирает дверь.

Пока Холина провожает его взглядом, Вадим быстро выпивает рюмку коньяку и выскакивает в переднюю, закусывая пирожком. Дмитрий направляется следом. Вадим уже кинул на руку пальто, брат преграждает ему дорогу. Кажется, они готовы подраться. И тут раздается звонок в дверь. На площадке стоят Томин и два милиционера.

— Добрый вечер, — говорит Томин.

— Здрасьте, — автоматически откликается Дмитрий и пятится.

Вадим застывает с недоеденным пирожком.

— Вадим Холин?

— Д-да…

— Старший инспектор уголовного розыска Томин.

Пятясь, Дмитрий кричит:

— Мама, к вам пришли!

Кругленькой, растревоженной наседкой выбегает мать.

— Вадик, что такое? Кто вы? В чем дело?! — налетает она на Томина.

Вадим на мгновение приободряется:

— Да, собственно, в чем дело?

— О вас, Вадим, тюрьма плачет, — доверительно сообщает Томин. — В три ручья.

— Опять?! — Глаза Холиной мечут голубые молнии. — Это провокация! Вам здесь нечего делать! Мы будем немедленно жаловаться прокурору!

— Именно он подписал постановление на арест. Я только выполняю его поручение.

— Вадик, не бойся!.. Не волнуйся… Мы все сделаем! Я последнюю рубашку!.. Митя!.. Отец!..

Но Митя скрылся в комнате, и отец не отзывается.

— Вадик, мальчик мой! Мы спасем тебя! Любой ценой. Любой ценой!

18

Холина потом часами толклась в районной прокуратуре, в городской, в судах всех инстанций, в приемных мыслимого и немыслимого начальства. Она нанимала адвокатов, писала бесконечные кассации, жалобы и прошения; из года в год слала посылки по далекому северному адресу; она поседела и сморщилась. Она перенесет все и останется любящей матерью.

Осуждать? Крутить пальцем у виска? Или снять шляпу перед такой верностью чувства?