СЕКРЕТ

Отчего это другие цветут, а мне никак не расцвести? — огорчался Луговой Василёк.

Он видел, что под деревьями уже белеют нежные цветы ветреницы, а поближе к лугу теснятся на низких стебельках хвостатые цветы хохлатки. Из-под куста выглядывают жёлтые цветочки гусиного лука. По берегам ручья так и сияют ярко-жёлтые лакированные цветки чистяка, а прямо из воды поднимаются букеты золотых цветков калужницы.

А сам Луговой Василёк едва набрался сил, чтобы развернуть первые листья. Как обидно! И он решил разузнать, что помогло весенним цветам расцвести так рано, и попросил знакомую Муху выведать у цветов их секрет.

Муха согласилась, но прилетела ни с чем.

— Цветы говорят, — секрет и есть секрет. Он зарыт в земле.

— В земле? — удивился Луговой Василёк. — Ну, тогда я знаю, кого попросить: Крота. Он в земле хозяин, — что ему стоит разузнать?

Крот выслушал Василька и полез под землю. А на другой день вылез из норы такой важный, такой торжественный, что сразу стало ясно: он всё разузнал.

— Ну? — спросил Луговой Василёк.

— Погоди, дай отдышаться, — сказал Крот, растянулся на холмике вырытой земли и больше не проронил ни слова.

Но цветы тоже умеют молчать, да еще как умеют! И Василёк не торопил Крота.

— Узнал,- сказал, наконец, Крот. — Все эти весенние цветы запасают себе пищу еще летом и осенью и держат свои запасы в подземных кладовых. У каждого из них кладовая на свой лад: у кого — клубень, у кого — луковица, у кого — толстое корневище. Оттуда они и берут пищу сейчас, весною. Вот оттого-то у них и так много сил, оттого-то они и могут цвести так рано.

— Какие хитрецы! — сказал Луговой Василёк. — А я вот таких запасов делать не умею. Ну, что же, расцвету, когда расцветётся.

И он расцвёл в середине лета. Но тогда на лугах не было ничего прекраснее его ярких пурпуровых цветков. И все ими любовались.

БЕЛАЯ ДРЁМА
1

Это Бабочка-Голубянка первая заметила печальный некрасивый цветок — Белую Дрёму. Бабочка только что вытащила хоботок из шпорца синей фиалки и вспорхнула вверх Пролетела над головками красной кашки и воздушными шарами одуванчиков, потом поднялась ещё выше, пролетела нал верхним этажом кружевных цветов купыря и, наконец, села на жёлтые цветки высокого кустика свербиги.

Оттуда-то, с высоты, Бабочка-Голубянка и увидела Белую Дрёму.

Дрёма стояла опустив голову. Лепестки её поникших цветков будто завяли. Листья и стебель Белой Дрёмы были покрыты пушком, и оттого, что цветок был таким грустным, казалось, ему нездоровится и он кутается в пуховый платок.

— Бедняжка, — сказала Бабочка-Голубянка, — к тебе не прилетит в гости ни одна бабочка. Ведь кругом столько чудных цветов в таких нарядных одеждах!

Белая Дрёма слышала эти слова сквозь дрёму и даже не поняла, что это говорят про неё.

Но Бабочку-Голубянку услышала Зелёная Муха. Она ела пыльцу на цветках купыря и бегала по ним, как по круглому столику-невидимке, покрытому кружевной скатертью. Взглянув на Белую Дрёму, Муха сказала:

— Да, Бабочка права! И не только Бабочка, а и Муха на такой скучный цветок ни одной парой ног не ступит!

Белая Дрёма опять еле расслышала эти жестокие слова и ничего не ответила.

Но Муху услышала Пчела. Она только что вылезла из пасти фиолетового мышиного горошка, взглянула на Белую Дрёму и сказала:

— Несчастный цветок! Ручаюсь, что ни одна пчела не прилетит к нему в гости. Уж некрасив, так хоть был бы душистым, а то ведь и не пахнет.

Тут Белая Дрёма вдруг очнулась и сказала:

— Несчастный цветок? Да разве может быть какой-нибудь цветок несчастен в такую жаркую сухую ночь!

— «Ночь»! — воскликнула Бабочка-Голубянка. — Какая же это ночь, когда я, дневная бабочка, еще летаю?

— И когда я еще бегаю по цветкам, — сказала Муха.

— И когда я еще работаю, — сказала Пчела.

Цветы тоже очень возмутились, услышав странные слова Белой Дрёмы.

— «Ночь», — сказал Одуванчик. Какая же это ночь, когда мои пушистые шары еще не закрыты!

— И когда дольки моих листьев еще не захлопнулись, — сказала Красная Кашка.

— Всё равно ночь, — упрямо пробормотала Белая Дрёма. — Ведь я же всё время дремлю, — значит, ночь.

Тут все насекомые и цветы так на неё напустились, что их услышало само Солнце. Оно улыбнулось и сказало:

— Ночь? Да разве может прийти ночь, когда я еще на небе?

2

Солнце, конечно, оказалось совершенно правым: ночь наступила только тогда, когда Солнце уже закатилось. Насекомые её уже не увидели: Пчела спокойно заснула в своём улье. Бабочка-Голубянка — под листом лопуха, а Муха — на пеньке, под отставшей корой.

А какая дивная была ночь: тихая, тёплая, ясная! В небе мерцали звёзды. Но месяц поднялся на небе задумчивым и светил только краешком правой щеки, — видно, закрыл своё светлое лицо рукою. И потому было темно.

Из дупла старой ветлы вылетела серая лохматая Бабочка-Ночница и полетела над заснувшим лугом. Яркие цветы, которые украшали его днём, потонули в темноте.

Зато вдруг вынырнул из мглы красивый кустик с белоснежными благоухающими цветками. Бабочка-Ночница подлетела к нему и сказала:

— Здравствуй, Белая Дрёма!

— Здравствуй, Бабочка, я ждала, что ты прилетишь ко мне, — ответила Белая Дрёма. — Я расправила своё белое платье, чтобы ты меня увидела. Я надушилась, чтобы ты услышала мой аромат. А теперь угощайся: я наполнила свои цветки сладким соком.

Бабочка-Ночница, трепеща крылышками, замерла в воздухе и сунула хоботок в глубину цветка Белой Дрёмы.

— Вот и для меня настал праздник! — сказала Белая Дрёма. — Вот и у меня гости!

Теперь, ночью, она жила полной жизнью, как соседние цветы жили днём.

СИЛЬНЕЕ СИЛЬНОГО

Кустик чёрной смородины рано почувствовал весну. Чуть только стало пригревать солнышко, почки на нём зазеленели, потом распустились, и кустик зацвёл.

Какой он был сильный, здоровый, радостный, сверху донизу