- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (24) »
ли закурить? Второй раз старик прохаживался по улице. Потом его не видели — часов с двух ночи, но проверять не стали: к рассвету старик подремывал и забирался внутрь склада.
«Значит, убийство и ограбление произошло часов около трех. Но как могли за такой короткий срок вывезти товары? Хоть и было их не так уж много, но, чтобы увезти их, понадобилось наверняка несколько подвод. Скрипа же телег и грохота колес солдаты из караульной роты не слышали. На руках перетащить все это за полчаса-час слишком трудно… Ладно, гадать не будем, подытожим то, что имеем: ограбление произошло после двух, грабили профессионалы. Надо порыться в делах уездной управы и полицейского участка. Посмотреть карточки местного жулья. Но почему тут должны работать обязательно местные?»
Внизу стали разговаривать в полный голос. Сидят там за чаем, болтают. Гуляеву взгрустнулось. В этом незнакомом городке он был одинок. Правда, Санька Клешков — друг, но и с ним у Гуляева не всегда ладилось. Гуляев понимал почему. Для Клешкова, как и для Иншакова, он был чужак, «белая кость».
Он встал и спустился по винтовой деревянной лестнице вниз. Пафнутьевна, возясь у печи, коротко взглянула в его сторону и что-то пробурчала.
— Вы мне? — спросил Гуляев. Лучше было бы промолчать, но это было не в его характере.
— Говорю, не у себя дома, а ходишь тут будто хозяин.
— А-а, — сказал Гуляев. — Хозяева — это те, кто работает. Можно мне сюда чайник поставить?
— Ставь хоть бочку… Начальники!.. Откуда их набрали, начальства такого, ни вида, ни ума…
Гуляев поставил чайник, долил в него ковшом воду из ведра на лавке, и сразу же ему пришлось выдерживать новое нападение.
— Воду-то брать — это кто же велел! — подбоченившись, двинулась на него Пафнутьевна. — Аль не слыхал: кто не работает, тот не ест? Сам сказал: хозяева — это те, кто работает. Ты по дому что работал? Почто чужую воду берешь?
Гуляев посмотрел на нее, пятидесятилетнюю, крепкую еще, с нарумяненным печным жаром скуластым лицом, и засмеялся:
— Пафнутьевна, научи, куда идти, — принесу.
— Эх, злыдень, — остановилась против него и пропела Пафнутьевна, презирающе сузив глаза, — людей в могилу спосылаешь, а откуда воду берут, досе не узнал?
Гуляев остро взглянул на нее, подумал: стоит ответить или нет, решил, что нет, прихватил пустое ведро, стоявшее на лавке рядом с полным, и вышел в сени. У самой двери в темноте наткнулся на кого-то.
— Ч-черт, — сказал он, — извините, ничего не видно.
— Нет-нет, — в ту же секунду перебил его мужской голос, — это моя вина.
Вспыхнула спичка. Перед Гуляевым стоял худощавый мужчина среднего роста в пиджаке, с чеховской бородкой.
— Что-то не узнаю вас, — Гуляев не спешил уходить.
— Гость, потому и не узнаете, — сказал в темноте незнакомец. Разрешите представиться: Яковлев, работник здравоохранения, давний знакомый Полуэктовых. А вы, кажется, постоялец?
— Да, — ответил Гуляев, — постоялец. Работник милиции. Теперь позвольте пройти.
— Пардон, — посторонился в темноте Яковлев, — вы потом не зайдете ли? В пульку перекинемся, поболтаем.
— Вы же гость, я постоялец, — сказал Гуляев, — а приглашать могут только хозяева.
Он спустился по громыхающим ступеням, вышел во двор, припомнил, что колодец у конюшни, и направился туда. Луна выползала над городскими кровлями.
Скрипел журавль, лаяли вдалеке собаки, чернело небо, загораясь бесчисленными алмазными россыпями.
Едва он вошел в кухню и поставил ведро на скамью, послышалось шуршание платья.
— Простите, пожалуйста, — сказала хозяйская племянница, — дядя и тетя приглашают вас на чай.
Он посмотрел в ее большие северные глаза, спокойно и пристально наблюдающие за ним:
— Благодарю. Сегодня не могу, очень занят. В следующий раз, если позволите.
— Конечно. Приходите когда угодно, если вам позволяют ваши партийные инструкции.
— На этот счет нам инструкций не давали, — сказал Гуляев, жестко посмотрев на нее.
Они помедлили, глядя друг на друга, потом он вышел.
Что-то мешало спать, и Клешков приоткрыл глаза. Окно было странно багровым. Закат, что ли? Но разве ночью бывают закаты? Что за черт? Он привстал, вылезать из-под одеяла не хотелось: ночи стояли холодные, а в комнате было прохладно. Стекло накалялось, алые отблески полыхали вдали. Он спустил ноги на пол и, шлепая по залубенелым доскам и чертыхаясь, подошел к окну. Багровый нимб приближался. Потом вдруг что-то ухнуло, и огромное алое пламя ударило прямо в глаза. Клешков, крича сам себе, натянул галифе, на бегу прицепил пояс с револьвером, прыжком выскочил во двор и помчался вдоль забора. Горели полуэктовские склады, в которых хранились собранные за этот месяц запасы хлеба. Последняя надежда городка.
У полуэктовских лабазов, озаренные рычащим пламенем, бегали взад и вперед люди. В центре мелькали фигуры в шинелях, скакали в разные стороны всадники. Клешков увидел двух крутящихся друг перед другом конников. На одном из них пламя вызолотило белую папаху и оружие, на другом багряно светилась черная кожа куртки и фуражки.
— Товарищ начальник, — отрапортовал Александр, подбегая к всаднику в кожаном, — оперуполномоченный Клешков явился…
Лошадь начальника затанцевала, оттеснила Клешкова крупом.
— Под трибунал! — кричал Иншаков своим тонким голосом, способным пробуравить даже такую толщу, как рев огня. — Растяпы, а не бойцы революции!
— Кто растяпы? — грозно спрашивал комэск Сякин — это он был в белой кубанке. — Революционные бойцы, павшие при исполнении обязанностей? Это они растяпы?
Клешков отступил от них и осмотрелся. Три огромных деревянных склада были в сплошном огне, хрипели и вздымались обугленные стропила.
Подлетел шарабан, и с него соскочил приземистый широкоплечий человек в нахлобученной на лобастую голову кепке. Он быстро стал отдавать какие-то приказания, выстроил людей в цепочку, и по этой цепочке стали передавать ведра с водой. Несколько человек вывезли на площадь перед лабазом огромную старую пожарную бочку, потянули брезентовые рукава.
Клешков увидел Бубнича и побежал было к нему, но тот уже шел в его сторону, и Клешков остановился, ожидая приказаний.
Бубнич подошел и осадил коня Сякина, грудью толкавшего лошадь начальника Иншакова.
— Кто виноват — выяснит трибунал, — сказал он резко. — Сякин, быстро всех своих за водой! Пусть несут ее кто в чем может. Надо поставить конных цепью от реки.
Сякин немедленно умчался.
— Иншаков, — приказывал Бубнич, — оцепи пожар! Не подпускай посторонних!
Кто-то подошел и встал рядом с Клешковым. Он оглянулся. Приземистый широкоплечий человек. По
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (24) »