Анна Баркова. Избранное. Из гулаговского архива

Л. Таганов. Голос из гулаговской бездны

Вы, наверно, меня не слыхали

Или, может быть, не расслышали.

Говорю на коротком дыханье,

Полузадушенная, осипшая.

А. Баркова

1

Жизнь и творчество Анны Александровны Барковой (1901–1976) — одна из самых трагических страниц русской литературы XX века.

Начало ее поэтической деятельности относится к первым годам революции. Дебют молодой поэтессы из Иваново-Вознесенска был замечен известнейшими писателями и критиками того времени: Блоком, Брюсовым, Воронским, Луначарским^[1]. Однако после двух ее книг — поэтического сборника «Женщина» (Пг., 1922) и пьесы «Настасья Костер» (М.; Пг., 1923) — произведения А. Барковой печатаются все реже, а в 30–50-е годы это имя вообще исчезает из списков существующей литературы. Оно не значится в литературных справочниках и энциклопедиях, не вводится в историко-литературные обзоры. Две упомянутые выше книги А. Барковой (других при ее жизни не выходило) долгое время хранились в библиотечных спецхранах, и доступ к ним был затруднен.

Запрет на творчество А. Барковой объясняется тем, что более двадцати лет ее жизни прошло в зоне ГУЛАГа. В «Обзоре архивных следственных дел А. А. Барковой», сделанном В. Пановым, читатель найдет их подробное рассмотрение. Здесь же скажу лишь об одном: гулаговская судьба А. Барковой была предопределена ее особой литературной позицией.

Уже к середине 20-х годов она поняла, что революция не оправдала ожиданий, что коварная сила тоталитаризма все в большей мере подчиняет своей воле Россию. А. Баркова не захотела подчиниться этой силе и решительно размежевалась с официальной советской литературой. В противовес писателям, славившим строй, где «так вольно дышит человек», она в своих произведениях конца 20-х — начала 30-х годов все настойчивей предупреждает о «ледяном мраке», который сгущается над советской страной.

ГУЛАГ лишь обострил в Барковой трагическое чувствование жизни. Она не только не смирилась, но именно там, за колючей проволокой, создала свои лучшие произведения. Но платить Барковой за литературную независимость приходилось очень дорогой ценой — тоталитарный режим хоронил ее как писателя заживо.

Бывали, однако, и осечки. В 1959 году в «Известиях АН СССР» появилась публикация писем А. В. Луначарского к поэтессе Анне Барковой. Из этих писем явствовало, что означенная поэтесса не только существовала, но и подавала большие надежды. Не кто иной, как сам нарком просвещения писал А. Барковой в 1921 году: «…даже с риском Вам повредить похвалами, т. к. я знаю, что похвалы бывают часто губительны для молодых писателей, — я должен сказать, что остаюсь при установившемся моем о Вас мнении: у Вас богатые душевные переживания и большой художественный талант. Вам нужно все это беречь и развивать. Я вполне допускаю мысль, что Вы сделаетесь лучшей русской поэтессой за все пройденное время русской литературы…»^[2].Эта публикация писем А. В. Луначарского представляла собой один из тех трагических фарсов, которыми изобиловала советская эпоха. В тот момент, когда она увидела свет, А. Баркова отбывала в Кемеровской области свой третий гулаговский срок и была настолько далеко от Академии наук, что те, кто подготавливал для печати письма Луначарского, даже не сочли нужным навести справки об адресате наркома просвещения.

По свидетельству И. Вербловской, журнал с этой публикацией каким-то образом дошел до исправительно-трудового лагеря, в котором находилась Баркова. Возмущению поэтессы не было предела. «Подумайте! — восклицала Анна Александровна. — Они со мной обходятся, как с покойницей»^[3]. Ею было написано хлесткое письмо в журнал. Можно представить, какой там случился переполох: адресат Луначарского — живой зек! Конечно же, письмо Барковой напечатано не было.

И все-таки эта публикация сыграла свою положительную роль. Спустя некоторое время имя поэтессы вновь стало упоминаться на страницах печати — в трудах исследователей критической деятельности А. В. Луначарского^[4], в краеведческой литературе^[5].

В 70-е годы автору данной статьи удалось опубликовать две работы о ранней поэзии А. Барковой. Первая из них — «О забытой поэтессе Анне Барковой» (Рус лит. 1973. № 2) — писалась в неведении того, что произошло с поэтессой после выхода ее сборника «Женщина». Отсюда и ряд концептуальных передержек, неточных выводов, за которые автору до сих пор неудобно. Вторая статья^[6] появилась после личного знакомства с Анной Александровной. Открылась, хотя и не до конца, трагедия ее жизни. Стало понятно, чем вызывалось молчание Барковой после сборника «Женщина». Статья заканчивалась словами: «Думаю, пришла пора подробного изучения интереснейшей русской поэтессы, одной из первых поставившей в нашей литературе вопрос о женщине и революции» (с. 47).

В условиях литературной стагнации выполнить данное пожелание было трудно. Все, чем жила и о чем писала А. Баркова, находилось в резком противоречии с «эпохой развитого социализма». Такое представление укреплялось по мере знакомства с ее неизданными стихами.

Основной корпус поэтического творчества Барковой стал нам известен после получения в 1976 году из Москвы большого пакета с ее стихами. Это был дубликат поэтического архива Барковой, сохраненный и тщательно выверенный Л. М. Садыги и 3. Г. Степанщевой, друзьями Анны Александровны.

Появление стихов из этого, Московского, архива в советской печати исключалось. Диссидентский характер барковских произведений обнаруживался сразу. Не удалось издать стихи и за границей, хотя такие попытки, по свидетельству Л. М. Садыги, были. Однако какая-то часть поэтического творчества А. Барковой стала известна благодаря самиздату и той изустной молве, которая не дает исчезнуть истинному слову поэзии. В связи с этим невозможно не процитировать отрывок из неопубликованных воспоминаний 3. Г. Степанщевой, где рассказывается о дне прощания с Анной Александровной: «На похоронах было человек 20–25. После кремации я пригласила всех к себе на поминки. Некоторые не могли, но человек 15–16 пришли. С одними я была ранее знакома, других видела впервые. Потом оказалось, что эти люди вместе с А. А. „исправлялись“, как она любила говорить, в разных лагерях и в разные годы.

Вначале за столом был общий разговор и воспоминания об А. А. Потом я взяла папку с ее стихами и стала