приступить к операции.
Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.
Дездемонова. Товарищ Эмилия, подайте маску с хлороформом. Одевайте.
Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.
Дездемонова. Начинайте считать, вы скорее заснете.
Кассио. Пять в четыре, пять в четыре, пять в четыре, пять в четыре, пять... (Храпит.)
Дездемонова. Чу! Он заснул. Обнажите ему живот.
Пустославцев. Раиса Минишна, я просил вас вздрагивать в этом месте. Когда ему обнажают живот, вы вздрагиваете. Понимаете? Обнаженный живот Кассио — это трамплин, от которого вы должны отталкиваться в вашей дальнейшей любовной сцене. Я вас очень прошу, Раиса Минишна, отталкивайтесь от живота.
Дездемонова. Я этого места как-то не чувствую, Петр Петрович. У товарища Напойкина совершенно невыразительный живот. От чего я здесь могу вздрагивать? Смешно.
Кассио. Не беспокойтесь, Раиса Минишна, я вам его на спектакле под такого красавца загримирую, что вы будете полчаса вздрагивать.
Дездемонова. Хвастун!
Пустославцев. Дальше!
Дездемонова. Товарищ Эмилия, дайте ланцет, ножницы, нитки и наперсток.
Пустославцев. Я не совсем понимаю — почему наперсток?
Борзиков. Видите ли, этим наперстком я хочу дать биографию героини. Дело в том, что, по замыслу автора, Дездемонова работала раньше в пошивочной мастерской, и этот наперсток очень тонко и безо всякой навязчивости должен показать, что, во-первых, Дездемонова еще не порвала связь с производством, а во-вторых, что она уже нами самими сделанный и выпущенный раньше срока профессор. Это очень важно.
Пустославцев. Ага. Раиса Минишна, в этой сцене у вас имеются два важных места. Живот и наперсток. Животом вы показываете свою будущую связь с Кассио, а наперстком вы должны показать свою прошлую связь с производством. Задача состоит в том, чтобы соединить эти две связи в одно компактное целое. Играть нужно так, чтобы зритель не мог разобраться, где у вас кончается живот и где начинается наперсток. Сделайте это, Раиса Минишна.
Дездемонова. Я это на спектакле сделаю, Петр Петрович. Показывать связь с производством сейчас — это не так важно. Все равно прессы нет. Товарищи ассистенты, приступайте к трепанации живота. Дайте ланцет. Прежде чем начать резать, я считаю своей обязанностью обратить ваше пристальное внимание, что этот ланцет лучше американских и сделан нами самими раньше срока на одном из наших гигантских гигантов. Вот я разрезаю верхний покров. Товарищи ассистенты, загните кожу и подрубите концы. Так. Теперь я ему залезу в кишки. Так.
Гудок.
Кассио. Гудок. (Садится.) Я должен идти. (Хочет слезть со стола.)
Дездемонова. Безумный, что вы делаете? Держите его.
Кассио. Пустите меня! Пустите меня к ней!
Гудок.
Слышите, она призывает меня, моя красная черная металлургия! (Вырывается и бежит к двери.)
Дездемонова загораживает ему дорогу.
Дездемонова. Но поймите, что у вас разрезан живот.
Кассио. Хи-хи-хи!
Пустославцев. Что вы делаете?
Кассио. Оттеняю эпоху. Хи-хи-хи. Разве я мелкий индивидуалист, чтобы думать о животе? Пока у меня есть руки, я должен работать. Пустите меня к моим сестрам мартенам. Я не могу пропускать человеко-часы.
Дездемонова. Один только день.
Кассио. Ни одного человеко-часа!
Дездемонова. Сегодня мы вам заштукуем живот, и двадцать восьмого вы выйдете на работу.
Кассио. А разве сегодня двадцать седьмое?
Дездемонова. Да.
Кассио. В таком случае можете штуковать. Двадцать седьмого я выходной.
Дездемонова (в сторону). О пятидневка, как я благодарна тебе! (Смотрит на него долгим взглядом.) Ложитесь, милый.
Кассио. Почему вас так много, дорогая?
Дездемонова. Вы совершенно правы. Товарищи ассистенты, во имя рационализации оставьте нас вдвоем.
Ассистенты уходят.
Кассио. Я готов. Зашивайте.
Дездемонова. Чтобы вас долго не задерживать, я буду зашивать через край. Это не так красиво, зато прочно.
Кассио лежит. Дездемонова зашивает ему живот.
Скрипка.
Дездемонова. Как ваше имя, товарищ?
Кассио. Зачем оно, товарищ?
Дездемонова. Страна должна знать своих героев, товарищ.
Кассио. Меня зовут Кассио, товарищ, но старые товарищи рабочие любят меня называть просто товарищем Касей, товарищ.
Дездемонова. О, старые рабочие, какие это, в сущности, дети! Скажите, Кассио, что вы думаете о любви?
Кассио. Я считаю мужчину, который думает о любви во время нашей гигантской стройки, — дрянью и ерундой.
Дездемонова. Какое счастье! Знаешь, Кассио, во время нашей гигантской стройки я все время думала о мужчине, который думает о мужчине, который думает о любви во время нашей гигантской стройки как о дряни и ерунде, как о самом родном и близком.
Кассио. Что?
Дездемонова. Думала о мужчине, который думает о мужчине, который думает о любви как о дряни и ерунде, как о самом родном и близком.
Кассио. Я не понимаю, что вы говорите.
Дездемонова. Я сама ничего не понимаю! Федор Семенович, что это такое?
Борзиков. Это диалектика. Раиса Минишна, этого нельзя объяснить.
Дездемонова. Ах, диалектика. Вот оно что. Ну, поехали дальше. Кассио. Я волную тебя как женщина?
Кассио.. Ни капли. А я волную тебя как мужчина?
Дездемонова. Ни вот столечко.
Кассио. Какое счастье! Скажу больше. Только та женщина, которую я не волную как мужчина женщину и которая меня не волнует как женщина мужчину, может меня взволновать как мужчину женщина.
Дездемонова. Милый!
Кассио. Родная!
Поцелуй.
Дездемонова. Кася.
Кассио. О блаженство! Когда ты меня называешь Касей, мне кажется, что это не ты обнимаешь меня, а какой-нибудь из моих старых рабочих, и мне делается еще слаще и приятней. О, называй меня Касей.
Дездемонова. Кася. (Обнимает его)
Кассио (со страстью). Фролов. Фролов.
Объятие, поцелуй.
Борзиков. Знаете, Петр Петрович, я не совсем согласен с трактовкой этого места. Почему он обнимает ее за талию?
Пустославцев. Как — почему? Влюбленные всегда так обнимаются.
Борзиков. Это, Петр Петрович, влюбленные старого времени так обнимались. Здесь все-таки новые люди.
Пустославцев. За что же он, по-вашему, должен ее обнимать?
Борзиков. Пусть он обнимает ее за что-нибудь новое.
Пустославцев. Товарищ Напойкин, автор предлагает очень интересную и свежую краску. Поскольку вы играете новые человеческие отношения и новых людей, обнимайте ее за что-нибудь новое.
Кассио. За