Litvek - онлайн библиотека >> Сильва Барунаковна Капутикян >> Проза >> Меридианы карты и души

Сильва Капутикян МЕРИДИАНЫ КАРТЫ И ДУШИ

Меридианы карты и души. Иллюстрация № 1
Меридианы карты и души. Иллюстрация № 2
Меридианы карты и души. Иллюстрация № 3 РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ БИБЛИОТЕКИ «ДРУЖБЫ НАРОДОВ»

Председатель редакционного совета Сергей Баруздин

Первый заместитель председателя Леонид Теракопян Заместитель председателя Александр Руденко-Десняк Ответственный секретарь Елена Мовчан

Члены совета:

Ануар Алимжанов,

Лев Аннинский, Альгимантас Бучис,

Игорь Захорошко, Имант Зиедонис,

Мирза Ибрагимов, Юрий Калещук,

Алим Кешоков, Григорий Корабельников, Георгий Ломидзе, Андрей Лупан,

Юстинас Марцинкявичюс, Рафаэль Мустафин, Леонид Новиченко, Александр Овчаренко, Борис Панкин, Вардгес Петросян, Инна Сергеева, Петр Серебряков, Юрий Суровцев,

Бронислав Холопов, Иван Шамякин,

Игорь Штокман, Камиль Яшен

Художник Н. ЛАДЫГИН

Меридианы карты и души

Меридианы карты и души. Иллюстрация № 4 Авторизованный перевод

с армянского Т. Смолянской.


Говорят, что на корабле Колумба «Санта-Мария» был и мой дальний соплеменник по имени Мартирос и армянский был одним из тех языков, на котором сошедшие на берег мореплаватели через переводчика Тореса пытались объясниться с туземцами.

Так это или не так, спорить не стану. Но неоспоримо то, что, начиная с восемнадцатого века, на кораблях, плывущих к Новому Свету, все больше и больше оказывалось армян из городов и сел Западной Армении.

Ремесленники и крестьяне, они оставляли родные края, землю, которая не в силах была прокормить их детей, и держали путь туда, за океан, чтобы, денно и нощно трудясь на заводах Устра и Детройта, на фермах Калифорнии и Канады, экономя центы, посылать их домой, измученной ожиданием жене и малышам.

Так крунку — журавлю, воспетому еще с давних веков в песнях скитальцев — пандухтов, пришлось перелететь океан и услышать слова, обращенные к нему не только под палящим солнцем Алеппо и Багдада, но и в небе, затуманенном сажей и копотью:


Крунк, куда летишь? Крик твой слов сильней!

Крунк, из стран родных нет ли хоть вестей?

Свой покинул сад я в родной стране.

Чуть вздохну — душа вся горит в огне.

Круик, постой, твой крик нежит сердце мне.

Крунк, из стран родных нет ли хоть вестей?[1]


Но вот пробил и такой час, когда журавль, эта романтическая песенная птица, уже не смог взлететь под тяжким бременем черных вестей из тех самых благословенных «стран родных». Случилось это в начале двадцатого века, в 1915–1916 годах, когда тогдашние правители Турции учинили кровавую расправу над безоружным, беззащитным армянским населением, когда «стран родных» были лишены тысячи и тысячи людей, отторгнутых от нее силой ятагана, вышвырнутых в аравийские пустыни Тер-Зор и Мескене, ставшие огромной братской могилой.

А те, что чудом уцелели, разбрелись по миру, осели в Египте, Ливане, Сирии, обосновались в Европе, добрались до Канады и Америки. В многовековом нашем словаре образовалось новое жесткое слово «спюрк», от корня «спрвел» — рассеяться, расстилаться, — слово, которое стало синонимом разбросанного по свету армянства.

Горестное это словообразование звучало бы еще горше и безысходнее, если бы в те же двадцатые годы в тот же многовековый словарь не вошло еще одно слово — советская — и не соединилось, не слилось бы с названием древней страны — Армения. Советская Армения! Воспрянувшая из огня и пепла, она крепла, мужала из года в год, вселяя надежду в души своих сыновей во всем мире.

За последние десятилетия все больше и больше расширяется радиус воздействия Советской Армении, охватывая все новые и новые пласты спюрка.

Рассекают моря и океаны корабли, скоростным самолетам не терпится свести друг с другом материки, чуть сдвинешь в сторону черточку на радиоприемнике — и в комнату хлынут голоса необъятных далей, телефонные провода стягивают в прижатой ладонью трубке два полушария, и через все это соединяющее людей с людьми пролегает и трасса Армения — спюрк. Едут туда посланцы родины — писатели, ученые, артисты, художники, музыканты, едут ансамбли, фильмы, выставки, изданные для спюрка учебники, книги и газеты. Едут к нам в Армению сотни студентов, в наши институты и университеты, каждое лето в Ереван на двухмесячные курсы прибывают школьные учителя, «репатриируются» архивы и манускрипты, картины, завещанные их владельцами, умершими на чужбине, приезжают старики, мечтающие перед тем, как Закрыть глаза, взглянуть на возрожденную родину.


Крунк, куда летишь? Крик твой слов сильней!

Крунк, из стран родных нет ли хоть вестей?


Все еще звучат эти грустные слова на всех меридианах спюрка. Но совсем другие вести приносит теперь крунк из «стран родных».

Во время моих зарубежных поездок я была счастлива, что могла привезти с собой эти другие вести и каждый раз ощутить заново, что такое для нашего народа само наличие, само существование Советской Армении.

Моя первая книга прозы, «Караваны еще в пути», была о путешествии по армянским колониям Ближнего Востока. Потом я побывала в Канаде и Америке, как и в прошлый раз — по приглашению прогрессивных армянских организаций. Об этой поездке и рассказывают дневники, которые я назвала «Меридианы карты и души». Писала все это я в селе Егвард, неподалеку от Еревана.

Дневник этот — возврат к прошлому, где рассказ о поездке перемежается наблюдениями, эпизодами моей жизни в Армении за время работы над книгой.

1 марта, Егвард

Комната в Егварде встретила меня простодушным сельским гостеприимством. С утра из Еревана позвонила соседке, попросила отпереть мою уже долго пустующую квартиру и включить электрическую печку. К вечеру собираюсь приехать.

И вот я в Егварде. Вошла, щелкнул выключатель — темнота наполнилась светом, включила стоящий в углу радиоприемник — свет наполнился звуками, и месяцами не открывавшая глаз комната сразу проснулась, ожила, распахнулись занавеси, мне навстречу шагнули книжные полки, приветливо кивнули картины, подозвал к себе изрядно соскучившийся письменный стол.

Водитель помогает поднять на четвертый этаж коробки с книгами и папками, желает удачи и прощается. Один поворот ключа — и мир остается где-то там, за дверьми, улица остается на улице.

Наконец-то я одна, сама с собою, со своими воспоминаниями, с записными книжками, с чистым листом бумаги. На папках названия городов: