Сергей Смирнов J. R. R. как жертва «национального» перевода (полемические заметки на критическую тему)

«Good! That's settled. Three cheers for Captain Frodo and company!» they shouted; and they danced round him. (J. R. R. Tolkien «The Lord of the Rings», «The Fellowship of the Ring», book 1.)

«Сказано — сделано. Атаману Фродо и всей шайке его — ура!» — закричали хоббиты и заплясали вокруг Фродо. («Хранители», немного сокращенный перевод с английского А.Кистяковского и В.Муравьева)

В дни юности нашего поколения — поколения не столько по возрасту, сколько по корням и по мировосприятию — было не так уж много книг, что влияли на умы. «Три мушкетера» Дюма — за ними тянулся (и тянется до сих пор) шлейф «шпажно-приключенческой» романтики. «Понедельник» Стругацких, после которого все лирики шли учиться на физфаки и физтехи. «The Lord of the Rings» скромного британского профессора лингвистики, с которого во всем мире возродился интерес к героическому эпосу, переросший в повальную «фэнтезиманию».

И я считаю долгом присоединиться к словам благодарности, адресуемым Джону Рональду Роуэлу Толкину по всему литературному миру, и еще раз сказать ему спасибо за то, что мир этот сегодня такой, каким он его сделал.

Моя юность подходила к плавному советскому перетеканию в студенческую пору, когда я прочитал и заболел «Хранителями». Полный перевод, который затем издал «Северо-Запад», ходил тогда в самиздате; мы переснимали его на фотопленку, затем перепечатывали на машинке. После более-менее литературного перевода «Радуги», он казался нам «подстрочником», и мы понемногу его обрабатывали.

Разночтения в названиях, нестыковки в общем настрое переводов, а порой и просто абсолютная несовместимость двух вариантов, казалось бы, одного и того же текста настойчиво звали нас обратиться к первоисточнику. Каким-то чудом, от знакомых через пару лет мне попали в руки англоязычные оригиналы «Хоббита» и первого тома «Властелина колец».

Увы! Оригинал оказался совершенно другой книгой. Настолько другой, что позднее своему сыну я уже не дал читать ни перевод «Радуги», ни, тем более, «Северо-Запада». После нескольких месяцев блуждания по полкам домашней библиотеки они не смогли найти свое место даже рядом с «Волшебником…» Волкова, «Айболитом» Чуковского и «Буратино» Толстого, которые кажутся мне теперь честнее, поскольку не прикрывали свои «вариации на тему…» именами авторов первоисточников.

Переводчики «Радуги» начали с того, что подменили название первой летописи, и из «The Fellowship of the Ring» («Содружество кольца») она превратилась в «Хранителей». Вне всякого сомнения, «Хранители» гениальное название внутри русской литературной традиции. Слово «Хранитель» влечет за собой сразу роман ассоциаций, с обложки придавая книге привкус героических усилий удержать и сохранить вечно падающий во тьму русский мир. Но чем было оригинальное название в англоязычной традиции? Не забудьте, Толкин — профессиональный словист, слова и их происхождения занимают в каждой его книге отдельное, весьма значимое и всегда обоснованное место! «Содружество Кольца» — это отсылка к рыцарским временам, когда вассал должен был исполнять свой долг по отношению к сюзерену в любых условиях (дальше пусть будет, что будет), а Круглый стол короля Артура был не просто символом, но действующим идеалом рыцарской верности в дружбе.

Одним только названием наши литераторы смогли перевернуть смысл целой книги трилогии, превратив Содружество Кольца — хоббитов, людей, гнома и эльфа, добровольно взявших на себя долг перед Хранителем, долг дружбы, — в сборище героев-одиночек, готовых пожертвовать собой, всем и всеми ради спасения мира.

Кольцо хранил лишь один, остальные хранили дружбу…

Следом за заглавием, серьезной правке подвергается весь текст повествования. Для начала займемся именами и названиями.

Baggins заменен на Торбинса, Bag-End на Торбу-на-Круче, Underhill (имя, взятое Фродо как псевдоним в трактире в Бри — в переводе «Радуги» в Пригорье) на Накручинс и т. д. — полный ряд имен всех действующих персонажей. Спору нет, внутри русской традиции «говорящих» фамилий велико искушение перевода фамилий английских, но что у нас получилось? Вместо звучных имен, за которыми неизбежно проступает весь пласт английской культуры со всеми ее отголосками в образе мыслей и поступков, в манере и стереотипах поведения, в особенностях английского юмора, наконец, мы получили скопище висящих в воздухе прозвищ и кличек, не имеющих корней ни в культуре оригинала, ни в той, под которую их пытались приспособить переводчики. Точно также повис бы в воздухе Вильям Шекспир, переведенный как «Ванька — Тряси Копьем», а породисто-невозмутимый Бэрримор с его классическим «Овсянка, сэр!», переведенный как «Сорная Ягодка» или «Крыжовник», вряд ли смог выдать что-либо более благозвучное, чем «Алё, гараж!».

Именно это и произошло практически со всеми переводными персонажами «Властелина Колец», и, в первую очередь, с ведущей четверкой хоббитов. Из дружеского союза трех представителей наиболее уважаемых и богатых клановых семейств, несомненно, получивших «эскваерское» воспитание и образование, и потомственного семейного слуги Сэма в путь отправляется шебутная компания пацанов-переростков, разговаривающих между собой на вульгарном наречии городских окраин с естественными для этой среды «наездами» и «приколами», переходящими в откровенное хамство.

Следовало ли оставить все имена и фамилии в транскрипционном варианте написания? Пожалуй. Хотя у самого Толкина есть ряд персонажей, чьи имена или прозвища стоит перевести или, по крайней мере, дать их перевод в выносных комментариях. Это, несомненно, Арагорн, чье прозвище Straider (Делающий большие шаги) почему-то переведено как «Бродяжник» (русское «Скороход»). Это жена Тома Бомбадила, чье имя Goldberry (Золотая ягода), переведена «Золотинкой» (русское — «Золотиника», как земляника, черника и т. д.). Это владелец трактира «Гарцующий Пони» в уже упомянутом Бри мистер Барлимен, по прозвищу Butterbur (Прилипчатый, словно намазанный маслом). И, естественно, так далее, потому что книга большая и всех мы здесь перечислять не будем.

Но должно же быть чувство меры и осознание ответственности! Иначе право переводчика на поиск созвучий и аналогов перерастает в право деформировать, уродовать и попросту писать отсебятину, вычеркивая целые куски авторского текста, которые ты оказался неспособным понять, либо которые не вписываются в навязываемую тобой картину уже не авторского мира и не авторских взаимоотношений между персонажами.

Примеров масса. Один из них — песенное состязание (competing songs), мимоходом выброшенное из бытовой сцены принятия хоббитами бани