пахнущей плесенью и украшенной огромным кофейным пятном в форме африканского континента, на которой они по ночам спали валетом, так что Линдсей приходилось подбирать ноги, чтобы дать сестре больше места, — не доносилось сдавленного хихиканья. И звонкий голосок не щебетал: «Ищи-ищи, все равно не найдешь!» Единственными звуками, нарушавшими тишину, был надсадный рев автомобильного мотора, доносившийся со стоянки внизу, и астматическое хрипенье кондиционера, безуспешно перемешивающего спертый горячий воздух в номере 22 мотеля «Счастливая семерка» в тщетной попытке охладить его.

Линдсей на цыпочках подкралась к двери спальни и осторожно приоткрыла ее, изо всех сил стараясь не шуметь. Бледные пальцы света пробивались сквозь задернутые занавески, нечетко обрисовывая контуры фигуры, лежавшей, раскинув руки, на спине на неубранной постели. Кристал так и не сняла одежду, в которой вернулась с работы, — обтягивающие белые джинсы и эластичный топ, расшитый блестками на груди. Макияж на лице у матери размазался и потек, а платиновые волосы растрепались. Что-то подмигнуло Линдсей из темноты: носок лакированной туфли на высоком каблуке, выглядывающий, подобно черному носику хомячка, из норки небрежно брошенной одежды, неопрятной кучей валявшейся на полу возле кровати.

И здесь никаких признаков Керри-Энн. Если бы она отправилась в ванную, чтобы воспользоваться ею, Кристал уже проснулась бы наверняка, ругаясь на чем свет стоит и проклиная Линдсей. Еще одно правило матери заключалось в том, что они ходят в туалет к мисс Хони, если уж им приспичит, но не беспокоят ее.

Линдсей все же заглянула в их ванную — просто так, на всякий случай. Но Керри-Энн не сидела на унитазе и не пряталась за занавеской для душа. Линдси кралась на цыпочках обратно к двери, когда мать пошевелилась и ресницы ее затрепетали. Девочка замерла на месте. Но Кристал лишь пробормотала во сне что-то неразборчивое, а потом перевернулась на живот. Линдсей благополучно добралась до двери и осторожно прикрыла ее за собой. Прижавшись спиной к стене, она облегченно вздохнула. Кажется, на этот раз пронесло. А что, если бы мать проснулась и обнаружила, что Керри-Энн пропала? До того, как Кристал выкуривала первую за день сигарету, запивая ее чашкой кофе, с нею лучше было не спорить. Собственно, мать никогда не била их, но когда она пребывала в дурном настроении, то гроза могла разразиться в любую секунду. Линдсей училась только в шестом классе, но уже знала на память все самые черные ругательства.

В животе у нее вновь образовалась сосущая пустота, как бывало всегда, когда дело касалось Керри-Энн. До того, как на свет появилась сестра, они с матерью жили вдвоем, и Линдсей со всем управлялась как нельзя лучше. Когда пришло время идти в садик, она умела не только одеваться и самостоятельно готовить себе завтрак, но и читала уличные вывески, проверяла сдачу и заказывала по телефону в китайском ресторанчике еду с доставкой на дом. К третьему классу на плечи девочки легли почти все покупки и приготовление еды. Помимо этого она уже недурно разбиралась в тонкостях взрослой жизни, и все благодаря тому, что безалаберная мать имела привычку приводить домой незнакомцев. Частенько среди ночи Линдсей просыпалась от ритмичного скрипа кровати и глухих стонов, доносящихся из спальни, или, войдя в ванную, чтобы справить нужду, натыкалась там на голого мужчину, принимающего душ. Она привыкла к таким вещам и считала их столь же естественными, как другие дети в ее возрасте принимают как должное наличие у каждого ребенка мамы и папы. Кое-кто из этих мужчин ей даже нравился. Например, один из них, бородатый и коренастый здоровяк по имени Стэн, работавший поваром в круглосуточной дешевой кафешке, куда Кристал иногда забегала после работы перекусить, показал ей, как готовить ковбойский омлет. А у черноволосого крупье, которого звали Луис, она научилась нескольким испанским фразам.

В то лето, когда Линдсей исполнилось девять, Кристал заявила, что ей пора отдохнуть. Она растолстела, стала спать больше обычного и чаще всего пребывала в отвратительном расположении духа. На следующую зиму ее увезли в больницу, откуда она вернулась через день, держа в руках небольшой, завернутый в шерстяное одеяло сверток. «Познакомься со своей сестрой», — изрекла мать и сунула сверток Линдсей. Та отогнула уголок одеяла, под которым обнаружилось маленькое сморщенное личико, а из красных щелочек на нем смотрели ярко-синие глаза. Глаза эти уставились на Линдси с интенсивностью боевого лазера головки самонаводящейся крылатой ракеты. Они с сестрой долго разглядывали друг друга, несколько минут, никак не меньше. А затем малышка вдруг замерла и разразилась таким пронзительным воплем, что снизу по лестнице, прыгая через две ступеньки, к ним примчался старый мистер Хафф, желавший узнать, что здесь, черт побери, происходит.

Все. С этого момента жизнь изменилась окончательно и бесповоротно.

Теперь, помимо себя самой, Линдси приходилось ухаживать еще и за новым человечком. А Керри-Энн оказалась сущим наказанием. Ее светлые волосики с рыжеватым оттенком вечно были всклокочены, и она принималась орать не своим голосом всякий раз, когда Линдси пыталась распутать эти узлы пальцами или расческой. Когда Керри-Энн научилась ходить, все, до чего она могла дотянуться, — комья земли, гусеницы, старая жевательная резинка, отодранная со скамеек в парке, а один раз даже покерная фишка — попадало ей в рот и выходило из другого конца. Она переболела всеми детскими болезнями, известными человечеству, начиная с болей в ухе и заканчивая аллергической сыпью и вшами.

Кроме того, она оказалась страшной непоседой. В магазинах она вечно ускользала из-под присмотра, так что когда Линдсей удавалось отловить сестру, карманы той были битком набиты всевозможной добычей, которую приходилось раскладывать по полкам. В парке, куда Линдси водила сестру, если погода была не слишком жаркой, Керри-Энн носилась как угорелая, по-обезьяньи перепрыгивая с качелей на горки, откуда ее потом нужно было снимать, и громким плачем выражала свой протест, когда наступало время идти домой. Однажды она погналась за грузовиком мистера Софти и бесстрашно бросилась через запруженную автомобилями улицу, чтобы уцепиться за него. Ее наверняка сбила бы машина, или, если бы Керри-Энн не привела обратно милая леди, случайно обнаружившая ее, она до сих пор бы бродила по улицам, являя собой маленькую рыжеволосую угрозу обществу.

Только в присутствии мисс Хони сестренка вела себя на удивление смирно. Мисс Хони Лав^[2], занимавшая комнатку внизу, прямо под ними, приглядывала за Керри-Энн, пока