поставили его пьесу. Что-то насчет России, мол там правит мафия, а это одни коммунисты, которые всего несколько лет назад стреляли в рабочих.
Олек. Но теперь-то не стреляют.
Витек. Потому и не взяли пьесу. Правда, обещали, как только опять начнут стрелять, так сразу поставят. Если на ногах, то — да.
Олек. О чем ты?
Витек. На ногах отрастают.
Олек. Я тебя не про ноги спрашиваю, а про голову.
Снова грохот из-за стены.
Витек. Вот сукин сын, опять что-то уронил. У тебя есть какая-нибудь бумага? Олек. Только это. (Достает из кармана книжку и подает Витеку.) Витек (читает). «Как поиметь стюардессу…»
Отрывает обложку и несколько страниц. Приклеивает их к стене, прикрывая дыру. Но листки отваливаются.
Витек. Сперва нужно плюнуть (Плюет.) и приклеивать клеем.
Приклеивает обложку к стене.
Олек. Уверен, если бы этот самый Шопен родился лет на сто позднее и приехал в Америку, то не погубил бы свой талант.
Помогает заклеивать дыру.
Олек. На музыке легче выбиться в люди, чем на ремонте. Когда играешь, акцента не слышно. Витек. Когда Мачек шесть лет тому назад сюда приехал, у него было пять долларов в кармане и — ни слова по-английски. А теперь — сам знаешь как он здорово говорит. Все думают, что он родился на Гринпойнте. (Наконец заканчивает заклеивать дыру.) Теперь закрась. Только делай с душой.
Олек закрашивает с душой.
Витек. А теперь Мачек — very important person. Неделю назад я пришел к нему домой за заказом. А у него сидело двое гостей. Оба в белых костюмах, черных рубашках, белых галстуках, черных шляпах, белых носках, красных ботинках, часы «Ролекс» и на каждом пальце по золотому перстню. Абсолютная элита из Верхнего Манхэттена. И как думаешь, о чем они разговаривали? Олек. О чем? Витек (с гордостью). Что в «Конкордах» стали хуже кормить. Олек. А что, правда, хуже? Витек. А мне откуда знать? Я что, летаю на «Конкордах»? И знаешь, кого я там встретил? Олек. Кого? Витек. Мою жену, Касю. Олек. Твою жену? Витек. А как же! Олек. Я думал, она тебя бросила. Витек (с гордостью за жену). Конечно же, бросила. Что она, дура, чтобы оставаться со мной? Мачек познакомил ее с самыми богатыми миллионерами. Вот с ними она теперь и водит компанию. Олек. Говорила с тобой? Витек. Что она, дура, чтобы со мной разговаривать? У нее теперь «мерседес». И все — благодаря Мачеку. Олек. Давно она тебя бросила? Витек. Год назад. Все из-за моей проклятой мамаши. Она каждый вечер после ужина запирала Касю в спальне на ключ. А один раз забыла. Ну, девка и дала деру. Но любила меня как безумная. Особенно, когда я приехал за ней в Польшу. И сказал, что у меня апартаменты с привратником. Олек. Зачем было врать? Витек. Зачем? Зачем? Затем, что любил ее. Без привратника она не поехала бы. Олек. Может, она тебя бросила, когда узнала, что ты педик? Витек. Что? Я? Педик? Олек. Но меня-то ты того… Витек. О, господи. Ведь то было недоразумение, мы уже выяснили. Я подумал, что это ты педик, ну и не хотел тебя обижать. Ты же сам начал ко мне подбираться. Олек. А я — из-за того, что в Варшаве мне говорили, будто в Нью-Йорке все голубые. Не хотелось отличаться от других. Не то ты бы подумал, что я какой-то примитив, деревенщина или что-нибудь в этом роде… А знаешь что? Витек. Что? Олек. Я на прошлой неделе встретил Зосю. У нее красивые ноги. Изогнутые, как железный обруч. Она может этими своими ногами собаку задушить. Витек. Это та, что живет на Гринпойнт-авеню напротив костела? Рыжая такая? Олек. Нет, она живет немного дальше, у реки и лысая, как американский орел. Она из Закопане. А в Закопане большинство женщин лысые. Говорят, что это имеет какую-то связь с Лениным. Витек. Почему? Олек. Сам не знаю, почему. Витек. Ага. Пройдись здесь кистью еще немного. Олек. И еще она совсем не хотела, чтобы я надевал то на это. (Жестом показывает, что речь идет о презервативе.) Витек. Не хотела? Олек. Нет. Витек. А если подзалетит? Олек. То же самое я спросил у нее вчера. Витек. И что она? Олек (с гордостью). Сказала, что утопится в реке Гудзон. Витек. Да, такие женщины по мне. Олек. А знаешь, как она меня обхаживает? Когда я у нее сплю, она каждый раз вечером ставит у кровати два стакана воды. Один полный, если мне захочется пить. И один пустой, если мне не захочется. У меня здесь две ее фотографии. (Показывает Витеку.) Вот здесь она в шляпе, а здесь лысая. Витек. В шляпе мне больше нравится. Ладно, давай начнем следующую.
Олек открывает дверь в следующую комнату и на что-то натыкается. Спустя мгновение становится видно, что это болтающиеся в воздухе ноги висельника.
Олек. Думаю, я должен на ней жениться. Витек. Ну так женись. Олек. Есть, правда, одно «но». Витек. Какое? Олек. Ее мать. Она на меня не согласится. (Безразлично.) Тут кто-то висит. Витек. Вижу. Почему она может не согласиться?
Разговаривают, разглядывая висельника.
Олек. Ее мать как-то показали по телевидению, ну и она возомнила о себе. Считает, что теперь она дама. А Зося совсем не такая. (О висельнике.) Как думаешь, что это за тип? Витек. Я-то откуда могу знать? Олек. Ее мать показывали по Си-Би-Эсу, как единственную женщину, которая по Центральному парку катается на дрожках. Витек. Да-да. Помню. Олек (мрачно). Вот видишь. Она — знаменитость. Витек. Но ее же показали только из-за того, что она кнутом забила насмерть коня. Олек (с оттенком гордости). Ну вот. Значит, сильная. Думаешь, это поляк? Витек. Какой там поляк. Олек. Может, еврей? Витек. Скажешь еще — еврей! Олек. Мексиканец? Витек. Почему вдруг мексиканец? У него же волосы светлые и вьются. Олек. Я только так сказал. Мне это помогает сосредоточиться. Витек. А вообще-то, какая разница? Олек. Большая разница. Вот вчера на Гринпойнте наши побили индуса — по ошибке. Думали, что цыган. Витек. А-а. Олек. А потом ему все объяснили и он прекрасно понял. Сказал. что на их месте поступил бы точно так же. (Указывая на висельника.) Как он сюда пробрался? Витек. А ты посмотри как он одет. Чистая рубашка, галстук, пиджак. Ботинки почищены. Понятно, почему его портье впустил. Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты лучше одевался. А знаешь, какая часть одежды в Нью-Йорке самая важная? Олек. Ну? Витек. Ботинки.
Снова грохот из-за стены.
Витек. Вот сукин сын, опять что-то уронил. У тебя есть какая-нибудь бумага? Олек. Только это. (Достает из кармана книжку и подает Витеку.) Витек (читает). «Как поиметь стюардессу…»
Отрывает обложку и несколько страниц. Приклеивает их к стене, прикрывая дыру. Но листки отваливаются.
Витек. Сперва нужно плюнуть (Плюет.) и приклеивать клеем.
Приклеивает обложку к стене.
Олек. Уверен, если бы этот самый Шопен родился лет на сто позднее и приехал в Америку, то не погубил бы свой талант.
Помогает заклеивать дыру.
Олек. На музыке легче выбиться в люди, чем на ремонте. Когда играешь, акцента не слышно. Витек. Когда Мачек шесть лет тому назад сюда приехал, у него было пять долларов в кармане и — ни слова по-английски. А теперь — сам знаешь как он здорово говорит. Все думают, что он родился на Гринпойнте. (Наконец заканчивает заклеивать дыру.) Теперь закрась. Только делай с душой.
Олек закрашивает с душой.
Витек. А теперь Мачек — very important person. Неделю назад я пришел к нему домой за заказом. А у него сидело двое гостей. Оба в белых костюмах, черных рубашках, белых галстуках, черных шляпах, белых носках, красных ботинках, часы «Ролекс» и на каждом пальце по золотому перстню. Абсолютная элита из Верхнего Манхэттена. И как думаешь, о чем они разговаривали? Олек. О чем? Витек (с гордостью). Что в «Конкордах» стали хуже кормить. Олек. А что, правда, хуже? Витек. А мне откуда знать? Я что, летаю на «Конкордах»? И знаешь, кого я там встретил? Олек. Кого? Витек. Мою жену, Касю. Олек. Твою жену? Витек. А как же! Олек. Я думал, она тебя бросила. Витек (с гордостью за жену). Конечно же, бросила. Что она, дура, чтобы оставаться со мной? Мачек познакомил ее с самыми богатыми миллионерами. Вот с ними она теперь и водит компанию. Олек. Говорила с тобой? Витек. Что она, дура, чтобы со мной разговаривать? У нее теперь «мерседес». И все — благодаря Мачеку. Олек. Давно она тебя бросила? Витек. Год назад. Все из-за моей проклятой мамаши. Она каждый вечер после ужина запирала Касю в спальне на ключ. А один раз забыла. Ну, девка и дала деру. Но любила меня как безумная. Особенно, когда я приехал за ней в Польшу. И сказал, что у меня апартаменты с привратником. Олек. Зачем было врать? Витек. Зачем? Зачем? Затем, что любил ее. Без привратника она не поехала бы. Олек. Может, она тебя бросила, когда узнала, что ты педик? Витек. Что? Я? Педик? Олек. Но меня-то ты того… Витек. О, господи. Ведь то было недоразумение, мы уже выяснили. Я подумал, что это ты педик, ну и не хотел тебя обижать. Ты же сам начал ко мне подбираться. Олек. А я — из-за того, что в Варшаве мне говорили, будто в Нью-Йорке все голубые. Не хотелось отличаться от других. Не то ты бы подумал, что я какой-то примитив, деревенщина или что-нибудь в этом роде… А знаешь что? Витек. Что? Олек. Я на прошлой неделе встретил Зосю. У нее красивые ноги. Изогнутые, как железный обруч. Она может этими своими ногами собаку задушить. Витек. Это та, что живет на Гринпойнт-авеню напротив костела? Рыжая такая? Олек. Нет, она живет немного дальше, у реки и лысая, как американский орел. Она из Закопане. А в Закопане большинство женщин лысые. Говорят, что это имеет какую-то связь с Лениным. Витек. Почему? Олек. Сам не знаю, почему. Витек. Ага. Пройдись здесь кистью еще немного. Олек. И еще она совсем не хотела, чтобы я надевал то на это. (Жестом показывает, что речь идет о презервативе.) Витек. Не хотела? Олек. Нет. Витек. А если подзалетит? Олек. То же самое я спросил у нее вчера. Витек. И что она? Олек (с гордостью). Сказала, что утопится в реке Гудзон. Витек. Да, такие женщины по мне. Олек. А знаешь, как она меня обхаживает? Когда я у нее сплю, она каждый раз вечером ставит у кровати два стакана воды. Один полный, если мне захочется пить. И один пустой, если мне не захочется. У меня здесь две ее фотографии. (Показывает Витеку.) Вот здесь она в шляпе, а здесь лысая. Витек. В шляпе мне больше нравится. Ладно, давай начнем следующую.
Олек открывает дверь в следующую комнату и на что-то натыкается. Спустя мгновение становится видно, что это болтающиеся в воздухе ноги висельника.
Олек. Думаю, я должен на ней жениться. Витек. Ну так женись. Олек. Есть, правда, одно «но». Витек. Какое? Олек. Ее мать. Она на меня не согласится. (Безразлично.) Тут кто-то висит. Витек. Вижу. Почему она может не согласиться?
Разговаривают, разглядывая висельника.
Олек. Ее мать как-то показали по телевидению, ну и она возомнила о себе. Считает, что теперь она дама. А Зося совсем не такая. (О висельнике.) Как думаешь, что это за тип? Витек. Я-то откуда могу знать? Олек. Ее мать показывали по Си-Би-Эсу, как единственную женщину, которая по Центральному парку катается на дрожках. Витек. Да-да. Помню. Олек (мрачно). Вот видишь. Она — знаменитость. Витек. Но ее же показали только из-за того, что она кнутом забила насмерть коня. Олек (с оттенком гордости). Ну вот. Значит, сильная. Думаешь, это поляк? Витек. Какой там поляк. Олек. Может, еврей? Витек. Скажешь еще — еврей! Олек. Мексиканец? Витек. Почему вдруг мексиканец? У него же волосы светлые и вьются. Олек. Я только так сказал. Мне это помогает сосредоточиться. Витек. А вообще-то, какая разница? Олек. Большая разница. Вот вчера на Гринпойнте наши побили индуса — по ошибке. Думали, что цыган. Витек. А-а. Олек. А потом ему все объяснили и он прекрасно понял. Сказал. что на их месте поступил бы точно так же. (Указывая на висельника.) Как он сюда пробрался? Витек. А ты посмотри как он одет. Чистая рубашка, галстук, пиджак. Ботинки почищены. Понятно, почему его портье впустил. Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты лучше одевался. А знаешь, какая часть одежды в Нью-Йорке самая важная? Олек. Ну? Витек. Ботинки.