- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (67) »
Тимоте де Фомбель Тоби Лолнесс Книга вторая Глаза Элизы
Посвящается Элизе и ее маме
Часть первая
Сгибаются тонкие веткиПод ногами девочки жизни.Федерико Гарсиа Лорка. «Пленница»[1]
1 С обрубленными крыльями
Если бы глупость имела вес, ветка под майором Кроло наверняка бы обломилась. Он сидел, свесив ноги в пустоту, и посылал стрелы в черную тень, которая дергалась прямо под ним. Майор Кроло был глуп. Глуп неимоверно, немыслимо! И при этом мастерски извлекал из своей глупости пользу. По этой части он был не просто мастак — он был гений! Дерево обняла ночь. Туманная ночь с порывами ледяного ветра. Но, говоря по правде, здесь и днем было темно. Еще вчера ветки Дерева окунулись в чернильную тьму конца света. От сырой коры шел густой сладковатый запах солода. — Двести сорок пять, двести сорок шесть… Интересно, сколько стрел понадобится, чтобы прикончить увязшую в смоле букашку? Плотно завернувшись в плащ из грубой шерсти, майор Кроло сидел и считал. Засунув руки под плащ, он щелкнул подтяжками и произнес: — Двести пятьдесят. Удовлетворенно улыбнулся и снова запахнул плащ. Своей несравненной глупостью майор изводил окружающих уже давно. После крупных личных неприятностей он начал новую жизнь, сменил имя и стал носить вместо ремня подтяжки, чтобы его не узнали. Он присвоил себе чин майора и из осторожности стал мучить только насекомых. Мучил он их с оглядкой, преимущественно по ночам, спрятавшись в укромном месте, будто старый холостяк, надумавший выкурить трубку втайне от матушки. Бедное создание внизу приподняло в последний раз голову, поглядев на своего палача. Это была бабочка. Она пошевелила обрубками крыльев. Их обрубили кое-как, тупым топором, оставив на спине две нелепые культяпки, которыми она бестолково хлопала. Варварская работа! — Двести пятьдесят пять, — продолжал считать Кроло, посылая очередную стрелу бабочке в правый бок.
Позади майора в густом тумане промелькнула тень. Коснулась коры и растворилась в темноте. Да, за майором кто-то наблюдал. Но Кроло ничего не заметил: глупость его была всепоглощающей.
В бабочку вонзилась последняя стрела. Искалеченное насекомое выгнулось и затихло. Тень появилась вновь. Она крутилась наподобие волчка с удивительной ловкостью. За майором наблюдал то ли танцовщик, то ли акробат. Глаза бабочки неожиданно блеснули.
Кроло встревожился и обернулся: — Ты, что ли, солдат? Он нервно почесал голову, не снимая шапки. Шапку майор надвигал на низкий лоб. Она была сшита из сетки, и сквозь нее торчали сальные волосы. Даже маленькая головенка майора, куда помещалось совсем немного мозгов, сообразила, что Тень — это вряд ли один из его солдат. Народ давно уже перешептывался, толкуя о таинственной тени, которая появляется по вечерам на Вершине и обходит ее, словно несет караул. Что это за Тень, никто не знал. На людях Кроло заявлял, что не верит ни в какие тени. Он добавлял своему глупому лицу глупости и пренебрежительно тянул: — Чего-о? Какая такая Тень? Ночью? Ха-ха-ха! Но, по правде говоря, после давних неприятностей майор боялся всего на свете. Как-то утром он оторвал сам себе палец, приняв его за страшное насекомое, которое пробралось к нему в постель. — Солдат! Я знаю, что это ты! — закричал он громко, пытаясь убедить самого себя. — Еще шаг, и я приколю тебя к ветке! Облако тумана окутало майора, и тут кто-то взял его за плечо. — А-а-а! — завопил он визгливо, как девчонка, и, повернув голову, в одно мгновение вонзил зубы в схватившую его руку. Майор Кроло всегда гордился своей реакцией. Он никогда не медлил и сразу кидался в бой. Сразу! Но на этот раз он промахнулся и вцепился зубами в собственное плечо, прокусив его до кости. Глупость — она глупость и есть. Какая уж тут гениальность… Майор взревел от боли и взмыл в воздух. Приземлился он на ноги очень странному господину, одетому в халат. — Это я, не в обиду вам будет сказано, это я. Очень сожалею, что напугал вас. Человек в халате приподнял полы и сделал реверанс. — Да-да, это я, Пюрейчик. Узнав по единственной в своем роде манере общения собственного подчиненного, Кроло оскалился. — Солдат Пюре! — рявкнул он. — Это я, господин майор. Вам нечего бояться. — Бояться? Кто боится? Я?! — Извиняюсь, что вынужден просить у вас прощения за неуместное любопытство, господин майор, но скажите, пожалуйста, зачем вы грызли свое плечо? — Смотри у меня, Пюре! Кроло погрозил пальцем. — Если повторишь при ком-то, что я боюсь… Майор все еще лежал на коре. На плече у него алел эполет, нарисованный выступившей кровью. Пюре, исполненный сочувствия к начальнику, наклонился и протянул ему руку. — Могу я осмелиться вам помочь? В утешение Пюре ласково похлопал майора по плечу — Кроло побагровел от боли. Собрав последние силы, майор плюнул в солдата: знай, мол, свое место, соблюдай дистанцию! Пюре изящно отпрыгнул в сторону. Его искренне огорчали скверные манеры начальника. Все солдаты считали Кроло злобной скотиной, но Пюре он казался большим младенцем. Малышом, который пока ничего не смыслит в искусстве жить. Вместо того чтобы трепетать от угроз и оскорблений Кроло, Пюре хотелось сунуть ему в рот соску, сказать «блю-блю-блю» и потрепать по щеке. Майор уставился на одежду Пюре. — Это еще что такое? — Халат, господин майор. — А это? Майор показал на скроенных из бархата слизняков на ногах у Пюре. Тот кокетливо улыбнулся и стал похож на блуждающего в туманных высях поэта. — Тюфельки, господин майор. — Что-что? — Сейчас ночь, не в обиду вам будет сказано, господин майор. Когда меня вызвали, я спал. А проснувшись, надел домашние тюфельки. — Никто тебя не звал, болван! Отправляйся спать! Пюре услышал отчаянное шуршание бабочки и наклонился, чтобы ее разглядеть. Майор растопырил руки, загораживая ему путь. — Нечего тебе смотреть! — Кажется, там кто-то шевелится… — Занимайся своими делами, ясно? — Там в смоле увязло насекомое. Я ведь не ошибся, правда? — Что тебе здесь нужно, Пюре? Ищешь на свою голову неприятностей? — Вы изволили задать мне вопрос, и я бы осмелился…