- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (93) »
опасности. Заколыхались остальные бороды, раскрылись рты, демонстрируя убогое состояние зубов и выпуская клубы чесночного аромата.
Много на Руси едят чесноку. Вещь это полезная для здоровья, введена в культуру в Средней и Юго-Западной Азии за несколько тысячелетий до нашей эры, возделывается с библейских времен народами Египта и Апеннинского полуострова. В Европу попал в средние века, а в Россию завезен из Византии. Головки этого пахучего растения содержат белки, витамин С, минеральные соли и биологические вещества, подавляющие развитие микроорганизмов. За короткое время стал пряностью номер один в России и панацеей от всякого рода инфекций. Но у этого замечательного во всех смыслах растения имеется один существенный недостаток — запах. Недаром, по древнему поверью, чеснок является средством для отпугивания нечистой силы — злых духов, чертей и зомби.
Премьер-министр никогда не принадлежал ни к одной категории из этого списка, но вскоре посочувствовал нечистикам, ибо запах в Белой палате становился воистину невыносимым. Решил, что как только в подвалах детинца установят атомный генератор, он немедленно подаст заявку на установку в Белой палате кондиционеров и озонаторов. А пока только мысленно пожелал расходившемуся собранию не злоупотреблять народным противоинфекционным средством. Надежды на плодотворное сотрудничество с купечеством после встречи значительно окрепли.
С разбойниками разбирался сам полковник. Хоть и уговаривал его князь-кесарь не марать белы ручки о подобную мразь, но все же Андрей Константинович татями и душегубами занимался лично. Напрочь отвергнув саму идею пыток, которые не ломали волю душегуба, а лишь вгоняли его в злобу, полковник обратился к химии двадцатого века: скополамину, пентоналу натрия и атропину. Он рассуждал, что психология преступников века семнадцатого весьма близка психологии шкодливого кота: чем больше его гоняют, тем упорнее он продолжает гадить. Нет. Дремучего и заросшего бородой атамана Митрофана Большова встретил добродушный фельдшер Паша Никифоров. Рядом в кресле сидел полковник Волков. В самом углу едва дышало тучное тело князя-кесаря. — Может, чайку? — угодливо изгибаясь, поинтересовался Паша. — Отчаивается человек от вашего чаю. Сами пейте! — буркнул бородач, недобро поглядывая на присутствующих. Полковник встал. — Ну что же ты, Павел, такого молодца чаем каким-то смущаешь! Водочки не желаете чарку, Митрофан Михайлович? — Водки выпью! — отрывисто проговорил атаман. — Авось отравлена! Паша и Андрей Константинович расхохотались. Вошла Настя в белом халате и внесла на подносе полбутылки водки, стеклянный граненый стакан и крендель с маком. Митрофан жадно потянулся к глиняной бутылке, налил чуть больше половины стакана, перекрестился двумя перстами истово и одним духом вытянул все содержимое. Взял крендель и откусил чуток. — Благодарствую! — выдохнул он, громко жуя. — Не знаю, что вы за люди, но начало пытки мне нравится. Ай любо! Он вылил остатки из бутылки прямо себе в рот, доел крендель и вдруг завалился на правый бок. — Что, все... — пробормотал он, но тут же захрапел. — Водка и клофелин! — продекламировал Паша. — Стабильный, устойчивый результат. Настасья Ратиборовна, подержите, пожалуйста, руку этого кацапа, сейчас я ему введу скополамин. Сзади раздалось натужное паровозное пыхтение. Князь-кесарь, выпучив рачьи глаза, рассматривал спящего. — И вправду, — произнес он, — может, я чего упустил в методике допроса... А это что? Он во все свои рачьи глаза уставился на фельдшера, перетягивающего жгутом руку допрашиваемого атамана. Настя в это время помассировала ему кисть и быстренько нашла вену. Собственно, ее искать было легко — огромная, синяя, она на треть выступала из руки, как и у всех людей, занимающихся физическим трудом. Никифоров быстро произвел укол и выбросил одноразовый шприц в специальную урну. — Техника допроса немного изменилась, — спокойным голосом принялся объяснять полковник Волков, — допрашиваемый говорит только правду и ничего, кроме правды, члены его остаются целыми, лицо ясным и спокойным, пользы от этого гораздо больше. Через часок он очухается — тогда мы и поговорим. А пока, ваше сиятельство, не желаете партию в шахматы? Шахматы в те времена были более всего распространены в Италии, откуда их идею и привез русский посол Яков Дерюжин, также он привез и несколько наборов шахмат с изящными фигурками слоновой кости. За небольшое время эта игра, требующая собранности и логической мысли, завоевала сердца наиболее передовой части дворянства и купечества. Особенно сильными игроками считались купцы Иван Бровкин и Михаил Талин. Черное духовенство косилось на заморскую игру, делались попытки признать ее «от лукавого», но она прижилась, несмотря ни на что. Федор Юрьевич не один вечер скоротал, обдумывая ход «е2-е4» и запоминая манеру ходьбы «лошади». Поэтому он охотно проследовал за полковником в ординаторскую, где их ждала шахматная доска и пара пива. Но не успели соперники сделать и десятка ходов, разменяв первые фигуры, как вошла Анастасия и сказала, что «клиент созрел». Отставив в сторону шахматы, полковник ринулся в процедурную. Следом за ним, немилосердно пыхтя, спешил Ромодановский. Митрофан сидел на стуле и громко икал. Лицо у него было нормальное, только заспанное. — А я уж думал — отравили! — радостно сообщил он своим предполагаемым мучителям. Полковник сел на стул спинкой вперед и добродушно сказал: — Ты вот что, Спиноза, запомни одно: думаю и задаю вопросы здесь я. Много человек в твоей ватаге было? — Семнадцать душ! — просто ответил атаман. — Никита Петрович велели больше не набирать. А меня зовут вовсе не Спиноза, Митрофан я Большов, слыхали поди? — В школе проходили, — кивнул полковник, — а что, Мит... Неожиданно вмешался Федор Юрьевич. — Какой Никита Петрович? Копытин? — Ну да! — кивнул пленник. — Они когда с дьяком Немчиновым ко мне приходили, велели сколотить ватагу до двух десятков и грабить обозы с продуктами, что идут в Москву со стороны Ярославля. Отсыпали мне триста ефимков на все про все... — А со стороны Рязани кто шалил? — спросил Андрей Константинович. — Неведомо мне, — сглотнул атаман, — мое дело — грабить обозы с ярославской стороны. Полковник взял со стола колокольчик и позвонил. Вошедшая стража увела опешившего атамана, а князь-кесарь вопросительно уставился на Волкова. — Граф, это и весь допрос? — несколько разочарованно спросил он. — А чего же вы, князь, желали? Бочонок крови? — насмешливо поинтересовался полковник. — Истину мы установили,
С разбойниками разбирался сам полковник. Хоть и уговаривал его князь-кесарь не марать белы ручки о подобную мразь, но все же Андрей Константинович татями и душегубами занимался лично. Напрочь отвергнув саму идею пыток, которые не ломали волю душегуба, а лишь вгоняли его в злобу, полковник обратился к химии двадцатого века: скополамину, пентоналу натрия и атропину. Он рассуждал, что психология преступников века семнадцатого весьма близка психологии шкодливого кота: чем больше его гоняют, тем упорнее он продолжает гадить. Нет. Дремучего и заросшего бородой атамана Митрофана Большова встретил добродушный фельдшер Паша Никифоров. Рядом в кресле сидел полковник Волков. В самом углу едва дышало тучное тело князя-кесаря. — Может, чайку? — угодливо изгибаясь, поинтересовался Паша. — Отчаивается человек от вашего чаю. Сами пейте! — буркнул бородач, недобро поглядывая на присутствующих. Полковник встал. — Ну что же ты, Павел, такого молодца чаем каким-то смущаешь! Водочки не желаете чарку, Митрофан Михайлович? — Водки выпью! — отрывисто проговорил атаман. — Авось отравлена! Паша и Андрей Константинович расхохотались. Вошла Настя в белом халате и внесла на подносе полбутылки водки, стеклянный граненый стакан и крендель с маком. Митрофан жадно потянулся к глиняной бутылке, налил чуть больше половины стакана, перекрестился двумя перстами истово и одним духом вытянул все содержимое. Взял крендель и откусил чуток. — Благодарствую! — выдохнул он, громко жуя. — Не знаю, что вы за люди, но начало пытки мне нравится. Ай любо! Он вылил остатки из бутылки прямо себе в рот, доел крендель и вдруг завалился на правый бок. — Что, все... — пробормотал он, но тут же захрапел. — Водка и клофелин! — продекламировал Паша. — Стабильный, устойчивый результат. Настасья Ратиборовна, подержите, пожалуйста, руку этого кацапа, сейчас я ему введу скополамин. Сзади раздалось натужное паровозное пыхтение. Князь-кесарь, выпучив рачьи глаза, рассматривал спящего. — И вправду, — произнес он, — может, я чего упустил в методике допроса... А это что? Он во все свои рачьи глаза уставился на фельдшера, перетягивающего жгутом руку допрашиваемого атамана. Настя в это время помассировала ему кисть и быстренько нашла вену. Собственно, ее искать было легко — огромная, синяя, она на треть выступала из руки, как и у всех людей, занимающихся физическим трудом. Никифоров быстро произвел укол и выбросил одноразовый шприц в специальную урну. — Техника допроса немного изменилась, — спокойным голосом принялся объяснять полковник Волков, — допрашиваемый говорит только правду и ничего, кроме правды, члены его остаются целыми, лицо ясным и спокойным, пользы от этого гораздо больше. Через часок он очухается — тогда мы и поговорим. А пока, ваше сиятельство, не желаете партию в шахматы? Шахматы в те времена были более всего распространены в Италии, откуда их идею и привез русский посол Яков Дерюжин, также он привез и несколько наборов шахмат с изящными фигурками слоновой кости. За небольшое время эта игра, требующая собранности и логической мысли, завоевала сердца наиболее передовой части дворянства и купечества. Особенно сильными игроками считались купцы Иван Бровкин и Михаил Талин. Черное духовенство косилось на заморскую игру, делались попытки признать ее «от лукавого», но она прижилась, несмотря ни на что. Федор Юрьевич не один вечер скоротал, обдумывая ход «е2-е4» и запоминая манеру ходьбы «лошади». Поэтому он охотно проследовал за полковником в ординаторскую, где их ждала шахматная доска и пара пива. Но не успели соперники сделать и десятка ходов, разменяв первые фигуры, как вошла Анастасия и сказала, что «клиент созрел». Отставив в сторону шахматы, полковник ринулся в процедурную. Следом за ним, немилосердно пыхтя, спешил Ромодановский. Митрофан сидел на стуле и громко икал. Лицо у него было нормальное, только заспанное. — А я уж думал — отравили! — радостно сообщил он своим предполагаемым мучителям. Полковник сел на стул спинкой вперед и добродушно сказал: — Ты вот что, Спиноза, запомни одно: думаю и задаю вопросы здесь я. Много человек в твоей ватаге было? — Семнадцать душ! — просто ответил атаман. — Никита Петрович велели больше не набирать. А меня зовут вовсе не Спиноза, Митрофан я Большов, слыхали поди? — В школе проходили, — кивнул полковник, — а что, Мит... Неожиданно вмешался Федор Юрьевич. — Какой Никита Петрович? Копытин? — Ну да! — кивнул пленник. — Они когда с дьяком Немчиновым ко мне приходили, велели сколотить ватагу до двух десятков и грабить обозы с продуктами, что идут в Москву со стороны Ярославля. Отсыпали мне триста ефимков на все про все... — А со стороны Рязани кто шалил? — спросил Андрей Константинович. — Неведомо мне, — сглотнул атаман, — мое дело — грабить обозы с ярославской стороны. Полковник взял со стола колокольчик и позвонил. Вошедшая стража увела опешившего атамана, а князь-кесарь вопросительно уставился на Волкова. — Граф, это и весь допрос? — несколько разочарованно спросил он. — А чего же вы, князь, желали? Бочонок крови? — насмешливо поинтересовался полковник. — Истину мы установили,
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (93) »