- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (36) »
ЛЕВ ГУМИЛЕВСКИЙ ЧЕТЫРЕ ВЕЧЕРА НА МЕРТВОМ КОРАБЛЕ
Иллюстрации и обложка худож. К. и. Фридберга-Арнанд
ПРОЛОГ или РАССКАЗ О ТОМ, КАК МЫ СОШЛИСЬ НА МЕРТВОМ КОРАБЛЕ
Особой сессией Трибунала по морским делам слушалось дело о гибели парохода „Победитель Бурь“ Дело мне показалось несложным. „Победитель Бурь“, плавая по Мурманской линии, вышел из строя в конце навигации и с незначительными повреждениями стал в Екатерининской гавани, не то в ожидании ремонта, не то в ожидании дальнейших распоряжений. По невыясненным причинам пароход остался в гавани и на следующую весну в том же положении. Он простоял так всю навигацию. Команда была распределена между другими судами. На пароходе были оставлены для охраны четыре матроса и младший помощник командира. Только в середине следующего лета команде было приказано доставить. Победителя Бурь“ в Архангельск к судоремонтным мастерским. Буксир своевременно взял пароход и, благополучно выведя его из гавани, направился к месту назначения. Совершенно неожиданно у Кильдиша „Победитель Бурь“ затонул. Буксир дал задний ход и подоспел к гибнущему судну как-раз вовремя для того, чтобы снять с него команду, которую и доставил в Архангельск вместе с рапортом о происшедшем. Внимание суда было направлено к выяснению причин гибели парохода. Установить их однако не удалось. Собравшиеся в зале зрители, судя по внешнему их виду и оживленным догадкам, делаемым на особом морском языке, уснащенным множеством специальных терминов, принадлежали к морякам. Они оживленно обсуждали каждую реплику свидетелей и обвиняемых, высказывали дельные предположения, правда, не доходившие до слуха судей, но не могли разгадать загадку. Я находился в группе моряков, из коротких замечаний которых мог заключить, что они не только были знатоками дела, но и сами побывали в передрягах, когда гибли не худые калоши, как „Победитель Бурь “, а настоящие корабли, при чем редко удавалось установить причину катастрофы. — Люди умирают не только от старости или явных болезней, но иногда и кончают самоубийством, не открывая причин этого даже близким, — говорил один из них. — Корабль, а это знает каждый моряк, такое же живое существо… Он мог тонуть, не спрашивая разрешения своей команды, чёрт побери… Поднимите его, разрежьте, распотрошите его, может быть, и откроется причина… Чёрт побери! При чем тут команда? Человека, произнесшего эти слова, спутники почтительно величали капитаном, но соглашались они с ним во всяком случае не в порядке судовой дисциплины. Они, несомненно, верили в справедливость его суждений, и, хотя я слышал не раз о том, что и все моряки суеверны, я не удержался, чтобы не заметить с насмешкой: — Вы думаете? — Чёрт побери, думаю ли я? Этого не думает только тот, кто никогда не бывал за порогом своей счетной конторы, — рассмеялся он мне в лицо, — или видел корабли только на картинках в учебнике географии… Я смутился и замолчал. Как-раз в этот момент перед красным столом суда появилась новая фигура. Это был один из обвиняемых, матрос с погибшего парохода, носивший очень веселую фамилию Наливайкииа, но по внешнему своему виду человек угрюмый, неуклюжий и крайне склонный ко сну. По крайней мере того перерыва в судебной процедуре, который был потрачен судьями и публикой на то, чтобы разбудить его. поднять со скамьи и доставить к столу, хватило с излишком мне — ознакомиться у моих соседей с вопросом о способности кораблей гибнуть по своей охоте. Откинув с глаз спутанную гриву волос, а может быть, просто пользуясь этим жестом, как случаем дернуть себя за волосы, чтобы окончательно проснуться, обвиняемый лениво ответил на обычные вопросы об имени, летах, занятии. — Ну, что вы скажите по этому делу? — начал судья.
Тот молчал. — Вы ведь были на пароходе в момент его гибели, — продолжал судья, вызывая его на свободный рассказ, — значит, можете нам что-нибудь сообщить об этом. Что вы скажете? — Пароход затонул. Это верно! Он беспомощно покосился на засмеявшихся, ко, широко зевнув, тотчас же спохватившись, обернулся к суду. — Это мы все знаем, — сурово заметил судья. — Вы нам о подробностях расскажите. — Подробностей не было, — лаконично сообщил он. На этот раз рассмеялись и судьи. Матрос же, борясь с мучительной зевотою, на смех не обратил внимания, но, воспользовавшись тем, что в допросе наступил перерыв, зевнул широко и открыто. — Тогда отвечайте на вопросы, — предложил не сдавшийся на его лаконизм судья. — Где вы были, когда пароход выходил из гавани? — Спал в каюте, как обыкновенно… Судья нахмурился. — Нельзя сказать, чтобы выход парохода на буксире после двухлетней стоянки был делом обыкновенным, — заметил он под смех публики, — но ладно. Сильно утомленный двухлетним отдыхом, естественно, что вы заснули, когда пароход вышел в море… Что же вас могло разбудить от такого необыкновенного сна? — Вода! — коротко ответил матрос. — Как вода? — Вода, значит, в каюту набралась. Я на нижней койке лежал, подмочило. Я и проснулся. — Ага! — облегченно вздохнул судья, и зал насторожился. — Ну что же вы тогда сделали? — Перелез на верхнюю койку. — И опять заснули? — Уснул. Хохот пришлось прекратить длительным звонком. Когда зал утих, судья покачал головой. — Как же вы не утонули вместе с пароходом? — Разбудил товарищ. — Как же вас удалось ему разбудить? — Стащил за ногу, говорит: тонет пароход, пойдем на буксир пересаживаться. — Ну, и вы пересели? — Пересели, — оживляясь наконец, объяснил тот, — выбрался на палубу, гляжу: действительно, пароход того… А буксир кормой к нашему носу… Рукой достать. Я и перешел… — Ну а там что вы сделали? — Да ведь что ж было делать? Прилег немножко… — И заснули? — Действительно, заснул. Сопровождаемый общим хохотом, матрос добрался до своей скамейки и, смущенный всеобщим вниманием, стыдливо прикрыл зевающий рот широкой ладонью. Когда его оставили в покое, он тотчас же уснул. Следующий по делу очень важный свидетель не явился, и дело слушанием было отложено. Судебное
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (36) »