- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (154) »
взрослая барышня. Вам следует больше выезжать. Я после Смольного ни разу не видел, как вы танцуете. Что же вы нас лишаете такого удовольствия.
— Мой брат...
— Да, да, понимаю. Недавно женился, не до того... Но всё равно попеняйте ему, он не должен скрывать такую драгоценность от наших глаз, это эгоистично. Скажете? — Катя кивнула. — А в субботу вы будете в опере? — Катя пожала неопределённо плечами. — Я всё же буду надеяться, что увижу вас там. Впрочем, мы можем увидеться и до субботы, зачем же ждать так долго. Вы согласны? Если вы завтра придёте сюда в это же время... Вы придёте?
— Не знаю.
— Я помню наши встречи в Смольном, и если бы они имели продолжение... — Александр дотронулся до её руки. До завтра.
Катя присела в поклоне.
Василий, топтавшийся всё это время на соседней аллее, увидел, как Государь вышел из сада, сел в поджидавшую его коляску и уехал.
Катя шла навстречу Василию, не глядя по сторонам, взволнованная происшедшей встречей и буквально налетела на него.
— Ой, вы... Напугали же вы меня.
— Катя, вы знакомы с Государем?
— Как видите.
— Я не знал.
— А если б знали — что тогда?
— Что тогда? Я бы, может, с большей надеждой смотрел на наше будущее. Вам Михал Михалыч сказали?
— Сказали мне Михал Михалыч.
— Могу ли я, любезная Екатерина Михайловна, надеяться на благоприятное ваше решение?
— Нет, Василий Александрович, не можете. Пока не можете.
Василий даже остановился.
— Как же так, Катя? Михал Михалыч сказал, что...
— Ну вот Миша так сказал, а Его величество по-другому. Не советовал спешить.
— Вы... Вы говорили с ним о нас?
— О нас? Нет. То есть да.
— И он вник? В столь ничтожное для Государя обстоятельство? Вы разыгрываете меня.
— Вы не хотите пригласить меня в субботу в оперу?
— В субботу? В оперу?
— Вы что, Вася, плохо слышите? Вам всё по два раза говорить надо?
— Нет, я слышу. Просто я... Конечно, я постараюсь. А что дают в субботу?
— Не знаю. Меня дают. Вам мало? — Она тряхнула головой, сказала горничной: — Дуня, домой пора, — и пошла прочь, оставив Василия на аллее.
Он в изумлении смотрел ей вслед.
Катя с братом гуляли по аллее. Сзади послышался шум экипажа, они посторонились, давая ему проехать, но коляска остановилась. В ней сидел Александр. — Здравствуйте, Екатерина Михайловна, — окликнул он её и слегка кивнул Михаилу Михайловичу. Тот поклонился Государю и, пробормотав что-то насчёт своих неотложных дел, поспешил удалиться. Александр откинул дверцу коляски, приглашая Катю рядом с собой. Она подчинилась. — Почему вы не приходили в Летний сад, как мы договаривались? — спросил он её, когда они уже ехали по парку. — Я искал вас... Вы разве боитесь июня? Но что страшного в нашем знакомстве? Вы, не знаю, помните ли... Но когда вам было пять лет... Господи, как давно это было, я сразу вспоминаю о нашей разнице в возрасте... Мы тогда стояли полком в имении у вашего батюшки. И вы подошли ко мне — помните? — и сказали, что вас зовут Екатерина Михайловна и вы желаете познакомиться с Государем... Неужели не помните?.. Ну так вот, Государь перед вами и он тоже желает с вами познакомиться. Я, правда, не имею возможности доказывать это своё желание ежедневно, я часто не волен в своём времени, я не могу стоять под вашими окнами, сопровождать вас повсюду, я вынужден делать это лишь мысленно — в надежде, что вы доверитесь мне, поймёте, что я желаю вам счастья и смогу его дать. — Он взял Катину руку в свою. — Ваша жизнь станет совсем иной. Как и моя, впрочем... — Он хотел обнять её, но она испуганно отстранилась. — Нет, нет, что вы, пустите... На нас же смотрят, это невозможно... — Катя... — Александр привлёк её к себе и попытался поцеловать, но она снова вырвалась. — О, Боже, что вы подумаете обо мне... Остановите, позвольте мне выйти... — Хорошо, хорошо, моя дорогая, всё будет, как вы хотите. Просто я надеюсь, что скоро вы захотите того же, что и я...
На подъезда вышла Катя. Открылась дверца стоящей напротив дома кареты, из неё вышел средних лет человек в генеральской форме. — Княжна Долгорукова? — окликнул он её. Катя остановилась. — Ваше сиятельство, позвольте предложить нам пожаловать в карету. — Зачем и кто вы? — Генерал-адъютант Рылеев. Мне поручено охранять вас на пути к Его величеству. — Охранять? От кого? — От вас самих, княжна. Ежели вы не оказались бы столь любезны, чтобы выполнить просьбу Государя. Пойдёмте же, на нас смотрят. — Он открыл перед ней дверцу кареты.
— Ваше величество меня так напугали, — сказала Катя Александру. Она ещё даже не сняла пальто. — Позвольте, я помогу вам раздеться. — Александр протянул руку, чтобы снять пальто. — Нет, нет, мне пора. Меня ждут. Я уже должна была... — Катя попятилась к двери. — Вы успеете, вас отвезут. Я вынужден был прибегнуть к столь крайнему способу — вы не ответили на мою записку. Мне не оставалось иного средства. Я надеюсь, вы простите, что не я лично приехал за вами. Я понимаю, вы могли подумать, что я потерял интерес к вам — я долго не писал, не приходил, но, надеюсь, вы поймёте, что тому были причины. И пока не кончился сорокадневный траур, я не хотел нести к вам свою печаль. Я очень любил Никса[3]. Он был не просто наследником. Я полагал вложить в него всего себя, все свои надежды. Он должен был продолжить то, что я бы не успел. Да вот Господь распорядился иначе. Не Никс проводил меня к нему, а я его. — Александр замолчал, отвернувшись. — Но, Ваше величество... — Катя робко дотронулась до его плеча. — Но он же не один у вас. — Да, да, все так говорят. Но разве отрубленный палец можно заменить другим? — Александр вытянул перед собой ладонь с растопыренными пальцами. — У меня много детей, много братьев и сестёр, много племянников, у меня миллионы моих подданных — они все мои дети, но Никс был единственный, и боль моя такая же, как у любого самого бедного моего подданного, и её не уменьшить ни властью, ни богатством. Перед потерей близкого мы все равны. И поверьте, Катя, когда это случилось — нет, не сразу, позже несколько, когда я понял, что ничто не помешало Господу отнять у меня сына, — знаете, что мне захотелось? — Он глядел мимо неё. — Отречься от всего, на что Он меня поставил, чтобы хоть в страданиях своих быть просто человеком. Я
7 июня 1865 года. Царское Село. Парк.
Катя с братом гуляли по аллее. Сзади послышался шум экипажа, они посторонились, давая ему проехать, но коляска остановилась. В ней сидел Александр. — Здравствуйте, Екатерина Михайловна, — окликнул он её и слегка кивнул Михаилу Михайловичу. Тот поклонился Государю и, пробормотав что-то насчёт своих неотложных дел, поспешил удалиться. Александр откинул дверцу коляски, приглашая Катю рядом с собой. Она подчинилась. — Почему вы не приходили в Летний сад, как мы договаривались? — спросил он её, когда они уже ехали по парку. — Я искал вас... Вы разве боитесь июня? Но что страшного в нашем знакомстве? Вы, не знаю, помните ли... Но когда вам было пять лет... Господи, как давно это было, я сразу вспоминаю о нашей разнице в возрасте... Мы тогда стояли полком в имении у вашего батюшки. И вы подошли ко мне — помните? — и сказали, что вас зовут Екатерина Михайловна и вы желаете познакомиться с Государем... Неужели не помните?.. Ну так вот, Государь перед вами и он тоже желает с вами познакомиться. Я, правда, не имею возможности доказывать это своё желание ежедневно, я часто не волен в своём времени, я не могу стоять под вашими окнами, сопровождать вас повсюду, я вынужден делать это лишь мысленно — в надежде, что вы доверитесь мне, поймёте, что я желаю вам счастья и смогу его дать. — Он взял Катину руку в свою. — Ваша жизнь станет совсем иной. Как и моя, впрочем... — Он хотел обнять её, но она испуганно отстранилась. — Нет, нет, что вы, пустите... На нас же смотрят, это невозможно... — Катя... — Александр привлёк её к себе и попытался поцеловать, но она снова вырвалась. — О, Боже, что вы подумаете обо мне... Остановите, позвольте мне выйти... — Хорошо, хорошо, моя дорогая, всё будет, как вы хотите. Просто я надеюсь, что скоро вы захотите того же, что и я...
3 апреля 1866 года. Бассейная улица. Около дома Долгоруковых.
На подъезда вышла Катя. Открылась дверца стоящей напротив дома кареты, из неё вышел средних лет человек в генеральской форме. — Княжна Долгорукова? — окликнул он её. Катя остановилась. — Ваше сиятельство, позвольте предложить нам пожаловать в карету. — Зачем и кто вы? — Генерал-адъютант Рылеев. Мне поручено охранять вас на пути к Его величеству. — Охранять? От кого? — От вас самих, княжна. Ежели вы не оказались бы столь любезны, чтобы выполнить просьбу Государя. Пойдёмте же, на нас смотрят. — Он открыл перед ней дверцу кареты.
Получасом позже. Зимний дворец. Кабинет Николая I на первом этаже.
— Ваше величество меня так напугали, — сказала Катя Александру. Она ещё даже не сняла пальто. — Позвольте, я помогу вам раздеться. — Александр протянул руку, чтобы снять пальто. — Нет, нет, мне пора. Меня ждут. Я уже должна была... — Катя попятилась к двери. — Вы успеете, вас отвезут. Я вынужден был прибегнуть к столь крайнему способу — вы не ответили на мою записку. Мне не оставалось иного средства. Я надеюсь, вы простите, что не я лично приехал за вами. Я понимаю, вы могли подумать, что я потерял интерес к вам — я долго не писал, не приходил, но, надеюсь, вы поймёте, что тому были причины. И пока не кончился сорокадневный траур, я не хотел нести к вам свою печаль. Я очень любил Никса[3]. Он был не просто наследником. Я полагал вложить в него всего себя, все свои надежды. Он должен был продолжить то, что я бы не успел. Да вот Господь распорядился иначе. Не Никс проводил меня к нему, а я его. — Александр замолчал, отвернувшись. — Но, Ваше величество... — Катя робко дотронулась до его плеча. — Но он же не один у вас. — Да, да, все так говорят. Но разве отрубленный палец можно заменить другим? — Александр вытянул перед собой ладонь с растопыренными пальцами. — У меня много детей, много братьев и сестёр, много племянников, у меня миллионы моих подданных — они все мои дети, но Никс был единственный, и боль моя такая же, как у любого самого бедного моего подданного, и её не уменьшить ни властью, ни богатством. Перед потерей близкого мы все равны. И поверьте, Катя, когда это случилось — нет, не сразу, позже несколько, когда я понял, что ничто не помешало Господу отнять у меня сына, — знаете, что мне захотелось? — Он глядел мимо неё. — Отречься от всего, на что Он меня поставил, чтобы хоть в страданиях своих быть просто человеком. Я
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (154) »