Заручившись его поддержкой, нагло ведет себя империя Габсбургов, ее территориальные аппетиты непомерны, в предстоящей войне дорого обойдется России Австро-Венгерский нейтралитет. Подстрекаемый лордом Биконсфилдом, турецкий султан Абдул-Хамид настроен к России непримиримо.

Горчаков вернулся к столу, уселся в жесткое кресло. Старческие руки с синими прожилками легли на резные подлокотники. Чисто выбритое лицо с пышными седыми бакенбардами, чуть выдающийся подбородок и плотно сжатые губы выражали строгость, а стоячий воротник белоснежной сорочки и темный фрак придавали российскому канцлеру вид официальный.

Стар князь и хвор ногами. К восьмому десятку подбираются годы, но мудрость и ясность ума не покидает его. Более шестидесяти лет служит Горчаков в Министерстве иностранных дел. Довелось быть послом в Лондоне и Риме, Берлине и Вене. Дипломатию с азов познавал, преданность и честность России делами выказывая; Душой князь Горчаков не кривил и перед министром иностранных дел графом Нессельроде не угодничал. Не гнулся даже перед всесильным начальником Третьего отделения Бенкендорфом и за то долгое время в немилости был, слыл в официальных кругах либералом.

Однако сам канцлер таковым себя не считал. О том история судит. Когда 18 марта 1871 года революционный Париж впервые создал правительство пролетарской диктатуры, прусское командование в тот же час поспешило выразить готовность помочь правительству Тьера подавить выступление парижского пролетариата. Бисмарк разрешил Тьеру увеличить армию для расправы над коммунарами. У русского царя диктатура пролетариата вызвала гнев, а канцлер Горчаков выразился при этом совершенно определенно: «Парижская коммуна угрожает всему европейскому обществу». И немедленно рекомендовал версальскому правительству быстрее заключить мир с Германией, дабы покончить с парижским пролетариатом.

Министром иностранных дел Горчаков стал после неудачной Крымской войны^[7]. Тогда прежний министр иностранных дел Нессельроде^[8] заявил о никчемности российского Министерства иностранных дел. Впрочем, немец Нессельроде на данном посту никогда честно не служил России.

Вступая в новую должность, Александр Михайлович Горчаков в присутствии близких друзей, поэта Тютчева и дипломата Жомини, выразил свою политическую линию вполне определенно: «Отныне № 1 положим конец немецкой дипломатии графа Нессельроде… Мою внешнюю политику будут определять интересы России, и только России».

Прошло короткое время и о российской дипломатии заговорили с почтением. С ней начали считаться. В кабинетах и салонах Европы с уст не сходила доктрина горчаковской циркулярной депеши, в коей русский канцлер наметил четкую программу действий, отражавших определенный этап в истории внешней политики России после Крымской войны…

К отмене унизительного Парижского трактата Горчаков готовил российскую дипломатию пятнадцать лет. И едва смолкли пушки пруссаков, а французские дипломаты, смирив гордыню, покорно подписали мирный договор, означавший конец Франко-прусской войны 1870 года, как канцлер Горчаков объявил всему миру, что Россия более не считает себя связанной Парижским трактатом, ограничивающим ее суверенитет на Черном море, и будет строить корабли Черноморского флота, а Севастополь будет военно-морской базой…

Поверженная пруссаками Франция вынужденно промолчала, Британия и Османская Порта — смирились…

Горчаков снял очки в золотой оправе, мягкой замшей протер стекла. Неожиданно мысли унесли его в далекие юношеские годы… Лицей… Первый набор… Друзья-лицеисты — Пушкин, Дельвиг, Пущин…

Он, Александр Горчаков, баловень науки, пример прилежания, безуспешно подражающий Александру Пушкину в пиитстве… Припомнились пушкинские строки, к нему, Горчакову, обращенные:

«Провидец был дорогой друг Пушкин», — промолвил сам себе князь. Память донесла другое пушкинское послание:

— Любезную супругу, — прошептал князь.

Сжало сердце. Четверть века, как умерла красавица-жена Мария Александровна Урусова. Пятнадцать лет всего-то прожил с ней, а иной теперь и не надо…

Явился советник посольства барон Жомини с неизменной папкой синего сафьяна. Тот самый Жомини, который с приходом Горчакова на пост министра иностранных дел воскликнул: «Наконец-то Россия приобрела министра, какой будет стоять на страже интересов этого достойного государства».

В Министерстве иностранных дел говаривали: канцлер и старший советник — две части одного целого. Для подобных утверждений имелись основания, у Горчакова и Жомини на внешнюю политику России один взгляд;

— Садитесь, дорогой Александр Генрихович. Какие известия из Порты?

— Реакция Стамбула на условия конвенции по-прежнему отрицательная.

— Рука лорда Биконсфилда^[11].

— Коварство туманного Альбиона, и несть ему начала и конца. По всему, не миновать войны, как мы ни бьемся.

Горчаков промолчал. Барон близок к истине. Но в душе канцлера все еще теплилась надежда на мирное решение балканского вопроса.

Если бы только Британия не подстрекала Порту…

Дипломатическая обстановка в последние годы обострилась.

Бисмарку удалось объединить Германию. Немцы добились успеха во Франко-прусской войне. Агрессивные аппетиты Германии росли, Бисмарк искал повода для нового похода на Францию. При этом он пытался заручиться согласием России. Но во внешней политике Российской империи не предусматривалось дальнейшее ослабление Франции, тем более усиление военного могущества Германии. Находясь в Берлине в 1875 году, царь и Горчаков оказали давление на Бисмарка, и тот свалил подготовку войны с Францией на фельдмаршала Мольтке и штаб.

В тот раз позиция России спасла Францию от поражения. Горчаков прекрасно понимал: Бисмарк не простит этого, он затаился, и теперь, когда обстановка на Балканах предельно обострилась, германский канцлер станет действовать во вред России. Русский министр иностранных дел оказался прав. Вспыхнувшее в 1870 году восстание в Боснии и Герцеговине привлекло внимание всей Европы. Освобождение славян от многовекового угнетения под лозунгом «защита братьев славян» Россия принимала как свое кровное дело. Однако оказание конкретной помощи