Антипов Евгений Венгрия, мы тебя помним

Лексикон каждого представителя поколения советских шестидесятников в обязательном порядке содержал гневные фразы про Венгрию. В смысле: попытка маленькой робкой Венгрии сбросить в октябре — ноябре 1956 года со своих свободолюбивых плеч тоталитарного монстра (СССР) захлебнулась кровью студентов-романтиков. Поскольку российской интеллигенции присуще чувство справедливости и глубокой скорби, обрывочные фразы про Венгрию-56 имеют хождение и поныне. Творческая молодежь сегодня с трудом понимает, о чем речь, но знает, впрочем, главное: СССР/Россия — тоталитарный монстр, душивший всех и всегда.

А тогда Венгерская революция обошлась Советскому Союзу в 5000 безвозвратных потерь, самой Венгрии в 8000. Цифры эти называют участники событий, хотя официальные — значительно ниже. Прибавив к свободолюбивым жертвам еще 300000 венгров, павших от советских рук на полях Второй мировой, получим просто набат скорби.

Опрокинув рюмочку молча и не чокаясь, можно нехотя припомнить, что как раз осенью 1956 года накрапывал небольшой юбилей. Небольшой, но мирового значения — исполнялось 10 лет Нюрнбергскому процессу, который не мытьем, но катаньем все-таки осудил преступления фашизма во Второй мировой. А при агрессии против СССР миролюбивые венгры были, оказывается, союзниками Гитлера, и союзниками, следует добавить, добровольными.

Гитлер хоть и не требовал от венгров непосредственной помощи, но с началом войны судьба Трансильвании стала особо волновать венгров, вот опасения остаться без халявного куска при раздаче подарков и подтолкнула тихое государство к разумному решению. Не прошло недели с момента нападения Германии, как объявила войну СССР и Венгрия, а повод, очень напоминавший провокацию, нашелся.

Воевали венгры хорошо. Особенно поначалу: через месяц было уничтожено 20 советских дивизий, это когда венгерская Карпатская группа войск совместно с германской армией успешно провела операцию окружения. Правда, под Сталинградом 2-я венгерская армия уже несла катастрофические потери, а после окончания битвы практически перестала существовать как военная единица.

Но в борьбе с населением венгры не уступили бы любой зондеркоманде. Из венгров даже составили три дивизии СС.

Венгерские навыки такой борьбы были отточены еще в период Первой мировой: как только Россия озвучила свое вступление в войну, по территории Галицкой и Карпатской Руси (некогда бывшей частью Киевской Руси, но оказавшейся то под поляками, то под австро-венграми) пошла волна этнических чисток. Тогда же мир получил это замечательное know how — концентрационные лагеря. В начале Первой мировой на территории Галиции арестовывали всех гипотетических изменников, то есть женщин и детей, и всех явных агентов, — то есть православных священников. Три сотни священников приняли смерть за веру, а последними словами отца Максима Сандовича были: «Да живет русский народ и святое Православие». Возможно, основания для массовых убийств интерпретировались как веские, поскольку лишь во Львовской епархии с полтысячи униатских священников были готовы к переходу в православие. Таким образом, для представителей униатской церкви исключение при погромах тоже не делалось: мадьяры громили церкви, организации, все, что отождествлялось с этнически русским — по речи, по книгам, по предметам обихода. При подозрении в русофильстве коренному жителю отрезали руки, ноги, пальцы, уши, губы. Коренного жителя расстреливали, кололи штыками, сжигали заживо. Трупы висели на деревьях, затапливались в болоте. Убивали на улицах и в домах, убивали по приговору и без, убивали по одиночке и группами. Счет шел на тысячи. Со словами «Да здравствует единая и неделимая Русь» умирали простые крестьяне.

Русинов сгоняли в лагеря, — в которых тогда было собрано 30000 человек, — где заключенные умирали от естественных причин по полсотни в день, либо их все-таки казнили, если те умирать от естественных причин не хотели. Действительно, то, что происходило тогда в Галиции, очень походило на раннехристианские ужасы Рима; до нынешних дней даже дошло эхо литературного произведения «Маша» — об убийстве венгерскими кавалеристами 17-летней дочери священника, изрубленной в куски.

Всего за один год Первой мировой в лагерях Талергоф и Терезин было уничтожено 10000 народу. Потом, правда, новый Австро-Венгерский император Карл I всех простил, а лагеря упразднил. В 1936 году кладбище Талергофа заровняли и все забыли. Мол, кто старое помянет, тому глаз вон. Возможно, никогда ничего бы и не вспомнили, если б не скандал 2007 года, вызванный статьей в австрийской газете «Kleine Zeitung»…

Но ведь директива военного времени дала лишь творческий импульс для убийц и отморозков, а сама этническая политика была достаточно последовательной: «русская опасность» искоренялась регулярно и до 1914 года. Аресты русских в Буковине и Галиции проходили уже в 1912 году, за год до того во Львове были арестованы все редакторы русских газет, а в последней четверти XIX века получить приличную должность можно было, лишь скрыв свою этническую принадлежность.

Если под такую политику, включающую откровенный геноцид, можно как-то подвести традиции борьбы за ареал обитания, что свойственно всем животным, то усердие некоторых наиболее знаменитых венгров ну никак не подпадает под эту примитивную формулу. К примеру, в начале двадцатых годов трудами доблестного Бела Куна население советского Крыма — а не Угорской Руси, что под боком у венгров, — сократилось на сотни тысяч: где 29 тысяч Бела Кун расстреляет, где 5,5. Командующий красной армией Фрунзе пообещал амнистию всем офицерам Врангеля, если те сдадутся, а Бела Кун погрузил сдавшихся на баржи, да и затопил. Может, он, как не местный, не так понял слово «амнистия», а может, просто не удержался — против природы ведь не попрешь.

А вероятней всего, именно для такой миссии и привлекались товарищем Лениным настоящие спецы из венгров, имеющих соответствующий навык и генетику. Вероятно, опытом Талергофа-Терезина и вдохновлялся товарищ Троцкий, когда грезил о ГУЛАГе.

Так что, с учетом исторических предпосылок, притязания робкой Венгрии на прикарпатскую Русь в 1938 году никого не удивили, а такая же робкая Польша даже поддержала эту многообещающую инициативу.

Но вот переживания передовой части советской интеллигенции в связи с подавлением Венгерской революции осенью 1956-го могут объясняться лишь спецификой интеллигентской совести. Тем более что у этой революции, как и у любой другой, — есть характерная подводная часть.

За три года до Венгерской революции был отравлен советский