покровительствовала тебе. Но они не хотят ничего о ней знать. Ты хотел сделать своих счастливыми. Но они оттолкнули тебя. Скажи, к чему все это? Чего ты, собственно, хотел? Никто не понимает этого.
— Пусть себе не понимают, но я должен был так думать и так поступать. Я слышал голоса добрых и умных животных. Наступит время, когда все услышат эти голоса, поймут их лучше моего и больше моего услышат. Но это время еще не пришло.
— Ты пошел по ложному пути. Тебе не следовало так беспокоиться. Я не ходил к горячему облаку, но сделал бы животных счастливыми, пожелай они этого. Мое время тоже не наступило, но оно пришло бы потом… об этом-то я все время и думаю.
— Время это не наступит, мудрый Игуанодон. Время, когда были могущественны ящеры, прошло. Наступит время, когда могущественными будут млекопитающие, я знаю это наверное. Я думал, кто слышит Красную Змею, тот сделает животных добрыми и умными. Тот принесет в мир новое, могучее, все то, что дает мощь и свободу. Но теперь я знаю, что это неверно. Самый быстрый поведет за собой только тех животных, которые могут быстро бегать, но лесных растений не поведет, ибо у них нет ног, а корни. Мои товарищи еще много поколений будут лазать в лесу по деревьям, пока научатся бросать камни и носить огонь. Малое будет большим, но медленно дойдет до этого. Я не могу растянуть молодой дуб, чтобы он сделался большим; он сам вырастет в течение зимы и лета. Малое не будет великим, потому что великое идет к нему; великое должно сделаться из малого посредством многих малых. Когда многое сделается единым, тогда оно будет великим. Моим товарищам еще придется расти, пока у них будет единое, которое сделает их великими.
Игуанодон слушал, лежа с закрытыми глазами. Когда же Кино смолк, он сказал:
— Хорошо, хорошо! Я не любитель длинных речей. Тебе-то что со всего этого?
— Я знаю, что для мира существует пространство, указанное мне Красной Змеей. И я сделал то, чего еще никто не делал, я носил огонь. Я хранил его в своей пещере. Он погаснет, но когда-нибудь новый Кино… ему не понадобится, быть может, хранить огонь в пещере, потому что он сумеет добыть его из камня или дерева…
Игуанодон медленно покачал головой.
— Я не видел еще огня, ни одно животное не может его видеть.
— Те, которые не будут бояться огня, не будут такими животными, как мы, маленькие сумчатые. Я слышал их голос…
— Твой огонь живет еще? Может быть, я и есть животное, которое не животное больше. Я хожу на двух ногах, ломаю сучья, думаю. Я размышлял об этом. Я хочу видеть твой огонь.
— Тогда спеши, он недолго уже будет гореть. Я не настолько силен теперь, чтобы давать ему достаточно пищи. Я не могу больше таскать тяжелых сучьев. Огонь умрет. Затем умру и я.
Кино сидел неподвижно, устремив взгляд в далекое пространство. Игуанодон встал. Он громко застонал, опираясь на хвост, Кино не понял, что ему нужно, и в испуге прыгнул в сторону.
— Не бойся, — сказал Игуанодон. — Ты доброе животное. Ты не должен еще умирать. А я хочу видеть твой огонь. Я еще достаточно силен. Я доберусь до твоей пещеры и сломаю большие буки у опушки леса. Это будет пища для твоего огня. Укажи мне туда дорогу.
И старый неповоротливый Игуанодон медленно и осторожно двинулся вперед. Временами он останавливался. Кино прыгал впереди. Так постепенно они дошли до горы. Кино издали указал свою пещеру. На камнях вился небольшой столбик дыма.
Игуанодон втянул в себя воздух. Дрожь пробежала по всему его телу, и он сказал каким-то странным голосом.
— Там живет Красная Змея. Я хочу ее видеть. Я не боюсь.
Он направился к старому гнилому буку и захватил самый большой сук. Он сильно рванул его и простонал. Затем рванул еще раз, послышался треск. Гнилой ствол сломался надвое, сучья упали, а за ними Игуанодон. Он не рассчитал своих сил… Боль привела его в бешенство, он схватил самый большой сук и потащил его по склону горы прямо к пещере.
Кино прыгнул вперед, видя, что Игуанодона теперь не удержать. Он поправил камни и бросил последний хворост на жалкие остатки огня, который сразу загорелся сильнее. Игуанодон, занятый суком, не видел еще огня. Кино, испугавшись, чтобы он не загасил пламя, крикнул ему:
— Клади сюда дерево! Ты у огня.
Игуанодон взглянул и увидел поднимающиеся кверху языки пламени. Глаза его с удивлением уставились на это чудо… он окаменел на минуту и вдруг с тяжелым стуком рухнул на землю.
Все тело его судорожно передернулось от боли, он скоро успокоился и лежал неподвижно, вытянув шею и устремив глаза на огонь.
— Я вижу ее, вижу Красную Змею, — начал он. — Я не боюсь. Я самое умное животное.
Дрожь снова пробежала по его исполинскому телу, но он поднял голову.
— Это великие чары, — продолжал он. — Кто владеет ими, тот должен быть могущественным. Я могу видеть Красную Змею. Я то животное, которое должно прийти… я… самое счастливое… животное…
Глаза его закрылись, голова упала среди сломанных ветвей. Последний игуанодон умер. Огонь, хотя медленно, но продолжал гореть и наконец охватил притащенное дерево. Чем дальше, тем больше становилось пламя… и Кино не мог остановить его. Игуанодон сам себе устроил погребальный костер.
А по небу свершали свой путь духи ночи. Слышался тихий ропот холодного моря. Вдали среди мрака призрачно белели кости Мегалозавра — памятник прошедшего.
Игуанодон медленно покачал головой.
— Я не видел еще огня, ни одно животное не может его видеть.
— Те, которые не будут бояться огня, не будут такими животными, как мы, маленькие сумчатые. Я слышал их голос…
— Твой огонь живет еще? Может быть, я и есть животное, которое не животное больше. Я хожу на двух ногах, ломаю сучья, думаю. Я размышлял об этом. Я хочу видеть твой огонь.
— Тогда спеши, он недолго уже будет гореть. Я не настолько силен теперь, чтобы давать ему достаточно пищи. Я не могу больше таскать тяжелых сучьев. Огонь умрет. Затем умру и я.
Кино сидел неподвижно, устремив взгляд в далекое пространство. Игуанодон встал. Он громко застонал, опираясь на хвост, Кино не понял, что ему нужно, и в испуге прыгнул в сторону.
— Не бойся, — сказал Игуанодон. — Ты доброе животное. Ты не должен еще умирать. А я хочу видеть твой огонь. Я еще достаточно силен. Я доберусь до твоей пещеры и сломаю большие буки у опушки леса. Это будет пища для твоего огня. Укажи мне туда дорогу.
И старый неповоротливый Игуанодон медленно и осторожно двинулся вперед. Временами он останавливался. Кино прыгал впереди. Так постепенно они дошли до горы. Кино издали указал свою пещеру. На камнях вился небольшой столбик дыма.
Игуанодон втянул в себя воздух. Дрожь пробежала по всему его телу, и он сказал каким-то странным голосом.
— Там живет Красная Змея. Я хочу ее видеть. Я не боюсь.
Он направился к старому гнилому буку и захватил самый большой сук. Он сильно рванул его и простонал. Затем рванул еще раз, послышался треск. Гнилой ствол сломался надвое, сучья упали, а за ними Игуанодон. Он не рассчитал своих сил… Боль привела его в бешенство, он схватил самый большой сук и потащил его по склону горы прямо к пещере.
Кино прыгнул вперед, видя, что Игуанодона теперь не удержать. Он поправил камни и бросил последний хворост на жалкие остатки огня, который сразу загорелся сильнее. Игуанодон, занятый суком, не видел еще огня. Кино, испугавшись, чтобы он не загасил пламя, крикнул ему:
— Клади сюда дерево! Ты у огня.
Игуанодон взглянул и увидел поднимающиеся кверху языки пламени. Глаза его с удивлением уставились на это чудо… он окаменел на минуту и вдруг с тяжелым стуком рухнул на землю.
Все тело его судорожно передернулось от боли, он скоро успокоился и лежал неподвижно, вытянув шею и устремив глаза на огонь.
— Я вижу ее, вижу Красную Змею, — начал он. — Я не боюсь. Я самое умное животное.
Дрожь снова пробежала по его исполинскому телу, но он поднял голову.
— Это великие чары, — продолжал он. — Кто владеет ими, тот должен быть могущественным. Я могу видеть Красную Змею. Я то животное, которое должно прийти… я… самое счастливое… животное…
Глаза его закрылись, голова упала среди сломанных ветвей. Последний игуанодон умер. Огонь, хотя медленно, но продолжал гореть и наконец охватил притащенное дерево. Чем дальше, тем больше становилось пламя… и Кино не мог остановить его. Игуанодон сам себе устроил погребальный костер.
А по небу свершали свой путь духи ночи. Слышался тихий ропот холодного моря. Вдали среди мрака призрачно белели кости Мегалозавра — памятник прошедшего.