живет под холмом! – закричали дети.

– А это его Настоящее Имя?

– Нет, – сказал толстый мальчик и ему эхом вторил пронзительный визг маленькой Попи:

– Нет!

– А откуда вы это знаете?

– Потому что он приплыл сюда один и никто не знает его Настоящее Имя, значит некому и назвать его, а сам он не скажет...

– Очень хорошо, Суба. Попи, не визжи. Верно. Даже чародей должен хранить в тайне свое Настоящее Имя. Когда вы, дети, окончите школу и пройдете обряд Посвящения, вы оставите свои детские имена и сохраните только Настоящие, которые вы не должны спрашивать друг у друга и никогда не говорить сами. А зачем нужно это правило?

Дети молчали. Овцы тихо блеяли. На вопрос ответил мистер Андерхилл:

– Потом что имя отражает предмет, – произнес он своим мягким застенчивым, с небольшой хрипотцой, голосом. – А Настоящее Имя есть сущность предмета. Назвать Имя – значит повелевать этим предметом. Я прав, госпожа учительница?

Она улыбнулась и сделала книксен, слегка смущенная его вмешательством. А мистер Андерхилл поспешил к своему холму, прижимая к груди мешочек с яйцами. Он отчего-то здорово проголодался за ту минуту, пока наблюдал за Палани и детьми. Прикрыв внутреннюю дверь, он торопливо наложил на нее заклятие, но в чарах, видно, была парочка изъянов, поскольку вскоре пустая передняя наполнилась запахом яичницы и шипением печенки.

В тот день с запада дул свежий ветерок, и около полудня, качаясь на легкой волне, лодка вошла в гавань Саттина. Едва она точкой появилась на горизонте, какой-то остроглазый мальчишка заметил ее и, зная наизусть, как и каждый ребенок на острове, паруса и мачты всех сорока лодок местных рыбаков, побежал по улице, крича:

– Чужая лодка! Чужая лодка!

Этот одинокий остров редко посещали рыбачьи лодки с таких же маленьких островков Восточного Предела или баркасы предприимчивых торговцев с Архипелага. К тому времени, как лодка достигла пирса, ее там уже встречала добрая половина деревни: рыбаки гребли за ней; пастухи, собиратели трав, ныряльщики, запыхавшись от ходьбы вверх-вниз по каменистым холмам, окружавшим гавань, спешили поглазеть на редкого гостя.

Но дверь мистера Андерхилла была по-прежнему заперта.

В лодке сидел только один человек. Услыхав об этом, старый морской волк Фогено нахмурил густые седые брови над незрячими глазами.

– Только люди определенного склада, – сказал он, – плавают по Внешнему Пределу в одиночку. Волшебники, чародеи или маги...

Неудивительно, что жители деревни следили за приближением лодки, затаив дыхание: они надеялись хоть раз в жизни увидеть воочию одного из могущественных Белых Магов с обширных густонаселенных островов Архипелага. И тем сильней они были разочарованы, увидев довольно молодого, красивого чернобородого парня, который радостно приветствовал всех со своей лодки и легко спрыгнул на берег, торопясь, как и любой моряк, ощутить под ногами долгожданную сушу. Жителям деревни он представился странствующим торговцем. Однако когда капитану Фогено сказали, что пришелец не расстается с дубовым посохом, старик покачал головой.

– Два чародея в одной деревне, – сказал он. – Плохо! – И рот его захлопнулся, как у старого карпа.

Так как чужеземец свое имя хранил в тайне, то обитатели острова так и прозвали его – Чернобородый. Внимания ему уделяли предостаточно. Товар у него был самый обычный для бродячего торговца: одежда и обувь, перья письви для украшения накидок и дешевые благовония, веселящие камни и пряности, крупные стеклянные бусы с Венвея – в общем небольшой, но разнообразный товар. Жители острова охотно приходили к нему просто поболтать, поглазеть на заморские диковины, а иногда и купить что-нибудь.

– Просто на память, – хихикала тетушка Гулд, пораженная как все женщины и девушки деревни мужественным обликом Чернобородого. Мальчишки тоже вертелись вокруг него, жадно впитывая его рассказы о путешествиях на далекие и загадочные острова Предела; об обширных и богатых островах Архипелага; Внутренних Проливах; рейдах, белых от парусов кораблей; золотых крышах Хавнора. Его рассказы охотно слушали и мужчины, но некоторые удивлялись все же, с чего это торговец плавает в одиночку, и задумчиво поглядывали на его посох.

Но все это время мистер Андерхилл не высовывал и носа из-под своего холма.

– Впервые вижу остров, на котором нет чародея, – сказал однажды вечером Чернобородый тетушке Гулд, которая пригласила его, а также своего племянника и Палани на чашечку тростникового чая. – А что вы делаете, когда у вас болят зубы или у коровы пропадает молоко?

– Отчего же, у нас есть мистер Андерхилл, – ответила старая женщина.

– Лучше бы его не было, – пробормотал ее племянник Бирт, затем густо покраснел и пролил свой чай. Бирт был рыбаком. Это был высокий молодой человек, отважный и молчаливый. Он любил учительницу, но самое большое, на что он осмеливался – это иногда принести корзину свежей макрели на кухню ее отцу.

– О, так у вас есть чародей? – спросил Чернобородый: – Он что, невидим?

– Нет, просто он очень застенчив, – сказала Палани: – Вы ведь у нас всего неделю, а чужеземцы бывают здесь так редко.

Легкий румянец коснулся ее щек, но чай, однако, она не пролила. Чернобородый улыбнулся ей.

– Он, конечно, коренной житель острова?

– Нет, – возразила тетушка Гулд. – Не более чем вы. Еще чашечку, племянничек? Смотри, не пролей опять. Нет, мой дорогой, он приплыл к нам на маленькой лодке четыре года назад, не так ли? Как раз на следующий день после конца хода сельди, они тогда растянули сети для просушки в Восточной Бухте, а Понди-пастух сломал в то утро ногу – должно быть лет пять назад... Нет, четыре... Нет, все-таки пять – в тот год чеснок не удался. Так вот, приплыл он на лодке, битком набитой сундуками и ящиками, и спросил у капитана Фогено, который тогда еще видел вполне прилично, хотя, грех жаловаться, за свои-то года мог уже два раза ослепнуть. «Я слышал, говорит, у вас нет ни волшебника, ни чародея. Может, он вам все-таки нужен?» «Конечно, если магия белая», – ответил капитан, и не успели мы и глазом моргнуть, как мистер Андерхилл устроился в пещере под холмом и заговаривал паршу у кошки миссис Белтоу. Мех, правда, вырос серый, а кошка была рыжая и выглядеть после этого она стала довольно забавно. Она замерзла прошлой зимой. И, между прочим, миссис Белтоу убивалась по своей кошечке куда сильнее, чем по мужу, который утонул на Длинной Банке в год большого хода сельди, когда мой племянничек Бирт был еще маленьким проказником и носил юбочку...

Тут Бирт снова пролил свой чай, Чернобородый ухмыльнулся, а тетушка Гулд продолжала болтать, как ни в чем не бывало, и умолкла лишь когда