мне брать ее «старый» черный «БМВ», который, между прочем, практически новый. У нее их пять штук, все разных цветов, с разными откидными верхами и, конечно, навороченными дисками. Я залезаю внутрь, от всей души хлопая дверью, завожу машину и покидаю озелененную лужайку и пальмы, выстроенные в величественные ряды вдоль дороги. Даже игровой домик детей сделан из мрамора и имеет свой собственный крохотный работающий фонтан.

И вся эта роскошь мне доступна, а я веду себя, как плаксивый, выпендрежный ребенок на коленях у Санты в торговом центре.

Я выезжаю к пляжу, чтобы успокоить свои бушующие нервы. Я согласилась приехать на лето лишь потому, что отец сказал, будто действительно очень по мне скучал и хотел увидеть до отъезда в колледж. Где-то в огромном и поразительном лабиринте, которым является моя голова, срабатывает гудок телеигры. Бзззззз. Неверно. Папа хотел, чтобы я приехала сюда исключительно из-за того, что чувствует себя виноватым и пытается наверстать упущенное. Но этого никогда не произойдет. Он уже ничего не сможет изменить. Нельзя вернуть прошлое. В отличие от мамы, он так и не вернулся за мной. Келли нисколько не изменилась – я изменилась. Я больше не в силах ее выносить. Теперь я совершенно другой человек. Когда я их навещала два года назад, я была тихой. Грустной. Я не дралась и не спорила. Наши отношения с Безымянным были в самом расцвете. Прошлый раз я сюда приезжала как раз перед...

Я качаю головой, избавляясь от этих мыслей.

В прошлый раз, когда я сюда приезжала, я была невинной. Простой. Чистой...

Отец до сих пор думает, что я все та же маленькая девочка, которой была два лета назад, и обращается со мной, как с ней. Будто я должна уважать его. Будто меня должно волновать, что он говорит.

Но это явно не мой случай.

Ведь он бросил меня. Дважды.

Однако я никогда не смогу сказать это ему в лицо. Ведь это полностью разрушит ту небольшую семейную динамику, которая у меня осталась. Сообщение ему «потрясающей» новости о том, что я не поеду в Стэнфорд также не способствовало улучшению его мнения относительно меня. Он даже уже приобрел дурацкую футболку с надписью: «МОЙ РЕБЕНОК ПОСТУПИЛ В СТЭНФОРД». Кто вообще покупает такие футболки? Туристы и люди с отсутствием чувства стиля? Папа не смог бы разобраться в моде, даже если бы она укусила его за его задницу профессора истории. Он, безусловно, турист, поскольку прибывает в мою жизнь всего на несколько недель, не забывая жаловаться обо всем, что не так идеально, как на страницах журнала «Macy’s».

Я делаю глубокий вдох и паркуюсь. Голдфилд Бич – это крохотный, поросший травой, песчаный холмик, располагающийся между ровными возвышенностями серого песка. Вода сегодня неспокойная и темная, будто очень злая ведьма готовит варево-чтобы-убить-много-чуваков. Это Атлантика. Атлантика – место, где я выросла. Запах соли и нагретых на солнце камней заполняет мой нос. Чайки вежливо кричат друг на друга, борясь за кусочки краба. Океан такой огромный, и его действительно не волнует, каким тоном я разговариваю, занимаюсь ли я шопингом или то, что предпочитаю штат Огайо Стэнфорду.

Я скидываю свои туфли и бегу. Бег и я сразу же развелись после того, как я похудела. Но прямо сейчас бег – самое лучшее средство. Даже «БМВ» провонял Келли. Бег – единственный способ действительно оставить все дерьмо позади.

Это веселый и уникальный опыт, ведь здесь очень много песка. Я бегу и так сильно спотыкаюсь об камень, что, возможно, теперь у меня будет причудливая, деформированная нога хоббита. Я чувствую, как рвота подступает к горлу. И именно в этот момент чайка чудом не гадит на мою руку.

– Все в порядке, приятель! – Я затеняю глаза рукой и смотрю на небо. – К счастью для тебя, я и потрясающе красива, и доброжелательна. Так что, я прощаю тебя!

Птичка же в знак благодарности кидает толстую каплю на мое плечо.

Я вздыхаю. Могло быть и хуже. Меня могли бы окружать люди. На луне. И один из них мог бы оказаться Джеком Хантером.

Мой желудок так сильно скручивается, будто я профессионал йоги. Ледяные глаза заполняют мои мысли, и я призываю остатки моего огня, чтобы их растопить. Не сейчас.

Никогда.

Я далеко от машины, так что ее причудливые немецкие фары не могут наблюдать, как я размышляю о жизни в невероятно мечтательной-но-все-же-сексуальной манере, которой я так знаменита. Да, я определенно прославилась благодаря своей изысканной манере. Эм, точнее приобрела дурную репутацию. Ну да ладно. Интересно, смогу ли я снова приобрести дурную репутацию? В Ист Саммит Хай я оставила свой след, но в университете Огайо я буду ничем. Я буду жвачкой, прилипшей к подошве обуви занятой нью-йоркской леди. Даже меньше этого! Я буду кусочком хлеба, который никто не ест, потому что он находится с незапечатанной стороны упаковки, а соответственно всегда черствый, независимо от того, когда ты его купил!

Я не позволяла себе волноваться насчет переезда в университет. Но сейчас, когда осталось меньше недели, я начинаю переживать. Я практически чертова первокурсница университета штата Огайо! У меня будет собственный уголок в общежитии, соседка по комнате и реальные занятия, где оценки действительно имеют значение! Они определят мою дальнейшую карьеру/жизнь/будущие перспективы с Джонни Деппом. Сейчас самое время начать относиться ко всему серьезно! Тьфу! От одного этого слова у меня по позвоночнику пробегает дрожь. Серьезно. Сееееерьезно. Злаки очень полезны, серьезно. Однако мои любимые злаковые хлопья «Трикс» предназначены для детей. А университет явно не для детей, он для взрослых.

Я же совершенно не ощущаю себя взрослой.

Однако больше всего на свете я переживаю за маму, но мы запланировали проводить вместе выходные, плюс я буду приезжать к ней каждую среду. Даже ее психиатр говорит, что ей лучше, особенно после того, как посадили Лео. В аэропорту Колумбуса, когда она меня провожала, на ее щеках светился румянец, а целую неделю до этого она улыбалась больше, чем я видела за всю свою жизнь.

Или, возможно, она просто очень сильно старалась держаться ради меня.

Я поднимаю плоский, гладкий камень и пытаюсь бросить его так, чтобы он попрыгал по поверхности воды, но вместо этого он сразу же идет ко дну.

Ист Саммит Хай своего рода поник после смерти