он рассказал своему папе. В день соревнований Александр Александрович позвонил бабушке и сообщил, что в два часа пятнадцать минут дня её внука будут показывать по телевидению. Александр Александрович попросил бабушку, чтобы она ни о чём не расспрашивала внука, потому что он хочет сделать ей сюрприз.
Но бабушка не удержалась и обзвонила всех моих учителей, даже молодого академика. Вот так все они оказались в тот час у телевизоров и видели мой триумф.
Раньше о человеке, который неожиданно становился популярным, говорили, что однажды утром он проснулся знаменитым. Теперь человек становится знаменитым ещё до того, как ляжет спать, то есть в ту минуту, когда его покажут по телевидению.
И тут начинается. Знаменитого человека узнают, ему не дают прохода на улице, просят, чтобы он дал автограф – взял бы да написал, как его зовут и как его фамилия, и ещё прибавил закорючку.
Э, я же совсем не умею расписываться. Надо срочно потренироваться.
Я сел за стол. Итак, начнём. В.Соколов. А теперь – закорючка. Какой-то хвостик жиденький получается, совсем как мышиный. Надо ещё разок попробовать. Вот теперь лучше. У меня вышел хвостик, за которым скрывается что-то огромное.
А что, если к моей фамилии добавить ещё одну? Был же «Семёнов-Тян-шанский». А я какой? Да пока никакой.
Поразмыслив, я решил отказаться от двойной фамилии. Если я, имея одну фамилию, не научился толком расписываться, то с двумя фамилиями мне никак не совладать.
А что значит «В» в моей росписи? Владимир, Валерий, Василий… Всё, что хочешь, но только не Всеволод.
Я вспомнил, что один знаменитый писатель подписывался «Вс.», и все сразу догадывались, что он Всеволод. Я хоть и не писатель, но уже знаменитый. Это мысль – буду расписываться «Вс. Соколов».
И вот что получилось у меня после неоднократных попыток:
Вс.СоколовЯ уже готов был раздавать автографы налево и направо, как в дверь позвонили. Не спеша я пошёл открывать. Гриша! Физиономия моего друга сияла, как солнце. Я смиренно склонил голову, чтобы с должной скромностью встретить поток похвал и восторгов, который, как я предполагал, собирался на меня обрушить Гриша. – Ты знаешь, что произошло? – спросил Гриша. – Знаю, – я опустил глаза. – Ничего ты не знаешь, если дома сидишь, – фыркнул Гриша. – Весна на дворе… Я был поражён. Неужели в мире ещё что-то произошло в то время, когда я устанавливал рекорд?! – Ты телевизор глядел? – спросил я Гришу. – Когда? – Пару часов назад. Гриша помотал головой: – Некогда мне всякую ерунду глядеть. Вот чудеса! Весь город, не отрываясь, смотрел по телевизору, как я устанавливаю рекорд, а этот шалопай и не думал глядеть. А ещё друг называется… – И совсем не ерунду, – обиделся я. – Показывали, как я рекорд установил… – Мировой? – быстро спросил Гриша. – Пока не мировой. Рекорд города. – Молодец, – Гриша пожал мне руку и распахнул куртку: – Помнишь, что я тебе обещал? На Гришиной шее болтался бинокль в чёрном футляре. – Помню, – ответил я, и сердце у меня радостно запрыгало. – Сегодня всё увидишь, – даже причмокнул Гриша. – Погодка что надо. Пошли. Я кивнул, мол, сейчас, мигом, но тут же остановился. А как же гости? А как Юля? Я повёл Гришу к себе в комнату, познакомил его с Юлей и попросил у девочки прощения за то, что оставляю её в одиночестве. – Идите, – разрешила Юля. – Я не буду одна – здесь столько книг. Мы с Гришей осторожно прокрались по коридору, чтобы нас не засекли взрослые. Но они были так заняты беседой, что нам удалось проскользнуть незамеченными. В лифте мы поднялись на двадцатый, Гришин, этаж и вошли в квартиру моего друга. Гриша сразу же потащил меня на балкон. День был как по заказу: небо чистое, солнце яркое. Впрочем, я не очень удивился. В такой радостный день просто не мог, не имел права идти дождь. Гриша припал к биноклю. – Сверкают! – восхищённо сообщил он. Я взял из рук друга бинокль, приставил к глазам и тут же зажмурился. В лучах весеннего солнца нестерпимо ярко горели штыки на Кургане Славы.