пор продолжающаяся дружба объединяет нас, единомышленников, как старшего и младшего братьев... Резкий, нетерпимый к расхлябанности, к необязательным людям (это не всем нравилось), Хамид Газизович был заботлив и внимателен к работникам целеустремленным, добросовестным.

... В конце 1966 г. X. Г. Сарымсакова перевели в Москву, и многие из нас, работавшие с ним шесть лет, тяжело перенесли расставание. И сейчас люди, его бывшие соратники, тепло и душевно отзываются о Хамиде Газизовиче: вспоминают его взыскательность, доброту и сердечность».

— А как дальше жизнь ваша складывалась? — спросил я у профессора.

— Работал в Москве. Затем вернулся в Ташкент. Здесь в Политехническом еще в пятьдесят шестом открылся самолетостроительный факультет. В сентябре шестьдесят девятого меня избрали заведующим кафедрой «Конструкция и проектирование самолетов». Самолетчиков тогда было мало. Стал заниматься подготовкой кадров. Посылал в Москву стажерами, в аспирантуру. Сейчас на кафедре лишь один преподаватель не имеет ученой степени.

— Ну, а ваша докторская?

Хамид Газизович шутливо взмахнул руками, как бы отвергая мой вопрос, но все же отвечал:

— Меня очень интересовало состояние нашей и мировой сельскохозяйственной авиации. Пришлось сделать обзор. Работа огромная. Оказалось, что у нас с сорок восьмого года был лишь один тип самолета Ан-2. Нашей задачей было определить, каким должен быть в нашей стране парк самолетов сельскохозяйственной авиации.

Профессор, увлекшись, схватил со стола чистый лист бумаги и «изобразил» модель и формулу. Мне, литератору, не очень твердо знающему даже таблицу умножения, стало как-то не по себе. А Сарымсаков продолжал:

— Вот формула. Плод многолетних трудов. Из нее видно, что в СССР, в зависимости от географических, климатических и некоторых других условий, должно быть два типа самолетов сельскохозяйственной авиации. Очень много помог мне в обсчетах данных заведующий вычислительным центром Ташкентского института инженеров железнодорожного транспорта Шакиров, тогдашние мои студенты Наташа Тузлаева, Наиль Султанов, Галим Сарымсаков, Михаил Пулло, Камал Джураев. В Москве научным консультантом моим был профессор Александр Алексеевич Бодягин. Защита состоялась в 1975 году. Прошла хорошо. Я испытывал большое моральное удовлетворение. Значит, не зря приходилось в течение многих лет вставать до зари, трудиться над проблемой, затем — на работу, в институт, а вечером — вновь корпеть над диссертацией до двенадцати ночи!..

Однако на деле все оказалось куда сложнее. Кто-то куда-то написал какую-то бумагу. Как я сейчас догадываюсь, писали ее люди, которым я не позволял бездельничать на факультете, — я ведь одно время и деканом был. Ну, как водится, если есть «сигнал», надобно проверить. Мою диссертацию отправили на апробацию. Ее оценили положительно, а результаты были приняты к практическому осуществлению. Но время и нервы были все же потрачены.

Хамид Газизович развел руками.

— Как видите, воевать все же и в мирные годы приходится. Но ни я, ни весь коллектив кафедры духом не падаем.

Хамид Газизович задумался и заключил:

— Вот, пожалуй, и все.

ГЛАВА XX. ЧЕЛОВЕК ЖИВЕТ ВЕЧНО (ВМЕСТО ЭПИЛОГА)

Я зашел к профессору Сарымсакову перед самым его отъездом на отдых.

— Вот, дожил, — вздохнул он и протянул мне железнодорожный билет. — Врачи запрещают летать на самолетах. Укатали Сивку крутые горки! Пикировщику — поездом!

— Позвольте в заключение задать вам несколько вопросов.

— Слушаю.

— Довольны вы прожитой жизнью? Все ли успели вы сделать, что хотели?

— Вопросы несколько странные и, я бы сказал, чуточку преждевременные. Помните, Марк Твен дал объявление в газетах: «Слухи о моей кончине несколько преувеличены». Работа моя продолжается. И, как сказал древний мудрец: «Дум спиро — сперо», пока дышу — надеюсь. Хочется еще очень многое сделать. А жизнью своей доволен. И если бы пришлось жить заново, я бы все повторил сначала.

— Но, как бы там ни было, мы с вами, как говорят спортивные комментаторы, вышли на финишную прямую.

— Это верно. Но вы забываете о миленькой детали: человек живет вечно! Бессмертен он.

— Как это? — не понял я.

— Человек, даже физически исчерпав себя, продолжает жить в своих делах — хороших и, к сожалению, в дурных. У меня, например, есть ученики. Они продолжат то, что мне не удастся. Знаете, есть прекрасные строки: «Другие по иному следу пройдут твой путь за пядью пядь. Но пораженье от победы ты сам не должен отличать». Кроме учеников, мои дела продолжит мой сын, студент МАИ, Тимур, который тоже вскоре станет авиационным инженером. И даже незнакомые мне люди — тоже мои наследники. И у вас тоже они есть. Это точно. И так у каждого человека, работающего честно, не «от сих и до сих». Я горжусь, — продолжал профессор, — что в числе североморцев, зачисленных навечно в списки частей, значатся дважды Герой Советского Союза гвардии подполковник Борис Феоктистович Сафонов, Герой Советского Союза, много раз прикрывавший наш пикировщик, гвардии капитан Павел Иванович Орлов, дорогой наш «батя», первый командир полка Герой Советского Союза гвардии подполковник Борис Павлович Сыромятников, воздушный разведчик, Герой Советского Союза, капитан Михаил Константинович Вербицкий...

— А ваш первый командир эскадрильи? — спросил я.

— Недавно получил письмо от однополчанки Клавы Скученковой. Она сообщила: «Ныне бороздит суровые воды Баренцева моря и Северного Ледовитого океана корабль «Семен Лапшенков»..

Вспоминаются прекрасные, вещие слова Маяковского:

В наших жилах — кровь, а не водица.

Мы идем сквозь револьверный лай,

Чтобы, умирая, воплотиться

в пароходы, в строчки и другие долгие дела.

— Но ведь есть, к нашему огорчению, и не люди, а людишки...

— Они тоже оставляют свой «след». Точнее — мешают. О них очень хорошо сказал друг Пушкина, Петр Вяземский. Точно этой эпиграммы я не помню, но за смысл ручаюсь: «Всегда и всем он недоволен, и, вечный мученик, чужим здоровьем болен!» Такие тормозят развитие общества. Но, к счастью, настоящих людей много, гораздо больше, чем людишек... Когда мне становится грустно, я достаю письма моих друзей, однополчан — и они возбуждают во мне энергию, желание бороться с теми, кто явился на свет, чтобы пакостить, мешать...

Хамид Газизович подошел к книжному шкафу, вынул папку.

Комментарий повествователя

Вот несколько выдержек из этих писем.

«Уважаемый боец! Поздравляю Вас с Новым, 1943 годом, с новым счастьем, с новыми большими победами на фронтах Отечественной войны!.. Я девушка из орденоносной Башкирии Коковихина Тамара... Шлю Вам пламенный комсомольский