руку.
— Пойдем же, Тиео! — сказала Лаура. — Давай присоединимся к нашим людям и поиграем с ними. Будь смелой: давай протанцуем нашу жизнь до конца!
Они вернулись и с сожалением посмотрели на меня. Голос Лауры был холоден, но он жег меня:
— Какая жалость, профессор Морган. Когда человеческая память стареет, она забывает свободу.
Она повернулась лицом к Мирте.
— До свидания, Мирта, — сказала она. — Может быть, еще встретимся… в какой-нибудь будущей жизни?
Мирта подавила свои чувства и с улыбкой подмигнула Лауре.
— Счастливого путешествия, Лаура, — сказала она. — Ты найдешь правду, отбросив один из наших страхов. Но остаются другие, которые мы должны испытать. Именно поэтому меня не прельщает вечность.
Ее голос незаметно дрогнул. По-моему, она не смогла закончить то, что хотела сказать, но набралась мужества добавить:
— Тем не менее, часть меня идет с тобой — самая молодая.
Кивком головы Лаура дала знать, что она ее поняла.
Она и Тиео рука об руку отправились к уже невидимой возвышенности внизу, ничего с собой не взяв.
Перед уходом Лаура даже не взглянула на Николаса, а Тиео не попрощалась с Миртой.
Я тоже не смотрел на Мирту, не желая видеть, как она плачет. Но услышал, как она сказала — или нам, или себе, или тем, кто нас покинул:
— Мы родились привязанными друг к другу. Жить — это значит рвать наши привязанности, одну за другой. И все же мы всегда должны спрашивать у себя: что мне теперь делать со своей свободой?
Цветы, появившиеся на свет под покровом первой ночи нового лета, ярко заблестели в своей колыбели на манговых деревьях. Солнце отбрасывало наши длинные неравные тени по левую сторону: впереди нас ждал долгий ясный день, во время которого мы пересечем высокие холмы и направимся на север.
Мирта шла впереди. Когда мы снова встретили паучье дерево, служившее нам укрытием от дождя две ночи назад, я снял свой амулет с запястья, разорвал его волокнистую ленточку и, не глядя, швырнул деревянную бабочку в серую траву рядом с камнем.
Черное море кокосовых пальм поднялось перед нами. Мирта остановилась. Николас догнал ее.
Она вопросительно, грустно посмотрела ему в глаза, обернулась лицом к горам, с которых мы спустились, и спокойно сказала:
— Лаура?
Он еще долго стоял перед ней. Затем повернулся и пошел впереди нас.
Мы догнали его, пока наши тени не слились в одну, общую. Нас не убавилось, Лаура по-прежнему была среди нас. Мертвая память, живая любовь.