когда закончилась наша работа. На некоторое время он как бы снял маску. А может быть, только переменил ее. В той же мастерской он стоял перед столом и горячо говорил о своем совершенно простом, но, по моему, удивительном изобретении:
— Сначала вы предположили, что это — конструкция земноводного танка. Отсутствие необходимых приспособлений подтвердило вашу ошибку. Затем остается комбинация танка с аэропланом. Это слишком рано. Эта мысль (вполне реальная) не может быть еще осуществлена в силу коренного различия основных принципов строения и назначения аэроплана и танка.
Когда я думаю о танке, передо мною не громадный, малоподвижный сухопутный броненосец, разрешивший трагедию Западного фронта в последнюю войну, а легкий, подвижный автомобиль, не знающий никаких преград на земле. Никаких преград на земле! — повторил полковник. — Не исключаются громадные водные пространства, пески, болота, горы. Все это должен преодолеть автомобиль. Я предвижу три, много, четыре основных типа и первый — это тот, который я построил здесь. Я был вынужден применить его для военных целей. Иначе моя идея осталась бы неосуществленной.
— Какой же ценой куплено это осуществление? — не мог не спросить я.
Полковник пожал плечами:
— Ценой жизни нескольких сотен людей, в большинстве незначительных.
— Но ведь это…
— Довольно! Я не могу позволить вам касаться этой области. Вы не скажете мне больше того, что я знаю сам.
Я замолчал.
Продолжал уже ровным, спокойным голосом:
— Слушайте дальше. История развития военного автомобилизма…
Незаметно для себя я увлекся беседой с ним и мы проговорили до глубокой ночи. И все-таки я до сих пор не уверен в том, был ли я его собеседником в тот вечер, или он просто говорил при мне, желая высказать все то, что накопилось в нем за его некороткую и не совсем обыкновенную жизнь.
Наступил день испытания. Мы выехали по плохой весенней дороге. Танк был замечательно легок на ходу и повиновался управлению безупречно. Полковник сидел рядом со мною. Он был совершенно спокоен и странно задумчив, в то время как я волновался и не мог скрыть этого. Дорога круто повернула вправо и пошла небольшой ложбинкой. По одной стороне возвышались невысокие скалы, по другой шел лес — обычная картина этого края. Впереди темной лентой упала быстрая неширокая речонка. Мы подъехали к берегу и я остановил машину. — Сходите и наблюдайте. Я сошел. Полковник пустил в ход один из моторов и то, что представляло из себя рельсовый путь, стало медленно подниматься вверх, буквально как выдвижная пожарная лестница, только сильная и гибкая. Теперь танк походил на гусеницу, которая, встретив препятствие, поднимает переднюю часть туловища, нащупывая дорогу. Мотор не останавливался и «шея» гусеницы стала медленно склоняться над речонкой, опускаясь концом на берег, пока не легла легким сильным мостом. — Идем на ту сторону! Проверяйте по часам каждую операцию и включите скрепы. Он вернулся к машине и сел за мотор, находившийся на хвосте танка. То, что произошло вслед за этим, было до смешного просто и… необыкновенно: танк стал частями переправляться на мою сторону. Сначала, слегка покачиваясь, поползли передние колеса, неся на себе ту часть, на которой обыкновенно устанавливается мотор, затем легко сползли на рельсы и двинулись ко мне, подчиняясь управлению с танка, орудийные установки; так же легко вползли и стали на свои места самые орудия и так дальше, пока на том берегу не осталась небольшая площадка с мотором, за которым сидел полковник. Мотор гудел и площадка двигалась по мосту. Дошла, примкнулась к остальным частям и танк стоял собранным, готовый к дальнейшему путешествию. Полковник проверил скрепления, двинул танк и рельсовый путь остался позади. Выскочили какие-то крючья, захватили рельсовый путь и он начал сзади втягиваться в танк. Переправа была окончена. Я не мог не зааплодировать. — Сколько? — коротко спросил полковник. — Двадцать восемь минут. — Черт! Это много, это очень много! Возвращаемся обратно. Мы вернулись другой дорогой и все время полковник был задумчив. Видимо, он высчитывал, комбинировал, а впрочем, кто знает, что крылось за этими серыми, холодными глазами. В нашей мастерской, которая за последнее время стала нашей квартирой, я за ужином решился спросить полковника: — Какое предельное время вы считаете возможным для переправы? — Десять минут! И это будет сделано. На любую операцию: переправу, подъем, спуск — десять минут. Не больше! — Вы дадите ему какое-нибудь название? — Здесь его, вероятно, станут называть «танк смерти». Он говорил холодно и отрывисто. Холодок пробежал по моей спине и я вспомнил залп, который уничтожил моих товарищей, а меня сделал соучастником полковника, его помощником. Я подходил к грани и должен был начать действовать.
Это произошло через два дня. Я проснулся ночью от тихого разговора в нашей комнате. Я прислушался и, вероятно, пошевелился, потому что сразу услышал окрик полковника. — Вставайте! Интуитивно почувствовав, что я не должен вставать, я не пошевелился, а только сонно вздохнул. Голос «правителя» заканчивал фразу: — … И вы должны это сделать. Обстоятельства заставляют нас торопиться. Я тре… я прошу вас… конца фразы я не расслышал. Наступила пауза. Потом прозвучал спокойный голос полковника: — Хорошо, дайте мне карту! — Василий Васильич, карту! Кто-то звякнул шпорами. Молчание и потом третий голос начал объяснять: — Вот до этой деревни, потом влево, до разрушенного здания, здесь верста, отсюда… Соблюдая все предосторожности, я повернул голову. За столом сидел правитель, а по обе стороны склонились две фигуры: полковника и того, третьего. Как я пожалел, что у меня не было в эту минуту револьвера: головы находились на одном уровне и, при удаче, это был бы эффектный выстрел. Нечаянно я сделал неосторожное движение. Койка заскрипела. Я постарался отвернуть голову и зачмокал губами, как спящий. Быстрые шаги направились ко мне и сухая тяжелая рука потрясла меня за плечо: — Вставайте! Я вскочил. — Спокойно. Стойте здесь. Я вытянулся у койки. Две головы повернулись в мою сторону, но я был скрыт темнотой и стоял неподвижно. Полковник вернулся к столу. — Через час я буду готов. Результаты, — он щелкнул крышкой часов, высчитывая время, — около восьми утра. Он приложил руку к козырьку и пошел провожать уходящих. Я стоял и ждал. Он вернулся и крикнул от стола: — Идите сюда. Через час мы выходим. Осмотрите машину и приготовьтесь. — Опять испытание?
Наступил день испытания. Мы выехали по плохой весенней дороге. Танк был замечательно легок на ходу и повиновался управлению безупречно. Полковник сидел рядом со мною. Он был совершенно спокоен и странно задумчив, в то время как я волновался и не мог скрыть этого. Дорога круто повернула вправо и пошла небольшой ложбинкой. По одной стороне возвышались невысокие скалы, по другой шел лес — обычная картина этого края. Впереди темной лентой упала быстрая неширокая речонка. Мы подъехали к берегу и я остановил машину. — Сходите и наблюдайте. Я сошел. Полковник пустил в ход один из моторов и то, что представляло из себя рельсовый путь, стало медленно подниматься вверх, буквально как выдвижная пожарная лестница, только сильная и гибкая. Теперь танк походил на гусеницу, которая, встретив препятствие, поднимает переднюю часть туловища, нащупывая дорогу. Мотор не останавливался и «шея» гусеницы стала медленно склоняться над речонкой, опускаясь концом на берег, пока не легла легким сильным мостом. — Идем на ту сторону! Проверяйте по часам каждую операцию и включите скрепы. Он вернулся к машине и сел за мотор, находившийся на хвосте танка. То, что произошло вслед за этим, было до смешного просто и… необыкновенно: танк стал частями переправляться на мою сторону. Сначала, слегка покачиваясь, поползли передние колеса, неся на себе ту часть, на которой обыкновенно устанавливается мотор, затем легко сползли на рельсы и двинулись ко мне, подчиняясь управлению с танка, орудийные установки; так же легко вползли и стали на свои места самые орудия и так дальше, пока на том берегу не осталась небольшая площадка с мотором, за которым сидел полковник. Мотор гудел и площадка двигалась по мосту. Дошла, примкнулась к остальным частям и танк стоял собранным, готовый к дальнейшему путешествию. Полковник проверил скрепления, двинул танк и рельсовый путь остался позади. Выскочили какие-то крючья, захватили рельсовый путь и он начал сзади втягиваться в танк. Переправа была окончена. Я не мог не зааплодировать. — Сколько? — коротко спросил полковник. — Двадцать восемь минут. — Черт! Это много, это очень много! Возвращаемся обратно. Мы вернулись другой дорогой и все время полковник был задумчив. Видимо, он высчитывал, комбинировал, а впрочем, кто знает, что крылось за этими серыми, холодными глазами. В нашей мастерской, которая за последнее время стала нашей квартирой, я за ужином решился спросить полковника: — Какое предельное время вы считаете возможным для переправы? — Десять минут! И это будет сделано. На любую операцию: переправу, подъем, спуск — десять минут. Не больше! — Вы дадите ему какое-нибудь название? — Здесь его, вероятно, станут называть «танк смерти». Он говорил холодно и отрывисто. Холодок пробежал по моей спине и я вспомнил залп, который уничтожил моих товарищей, а меня сделал соучастником полковника, его помощником. Я подходил к грани и должен был начать действовать.
Это произошло через два дня. Я проснулся ночью от тихого разговора в нашей комнате. Я прислушался и, вероятно, пошевелился, потому что сразу услышал окрик полковника. — Вставайте! Интуитивно почувствовав, что я не должен вставать, я не пошевелился, а только сонно вздохнул. Голос «правителя» заканчивал фразу: — … И вы должны это сделать. Обстоятельства заставляют нас торопиться. Я тре… я прошу вас… конца фразы я не расслышал. Наступила пауза. Потом прозвучал спокойный голос полковника: — Хорошо, дайте мне карту! — Василий Васильич, карту! Кто-то звякнул шпорами. Молчание и потом третий голос начал объяснять: — Вот до этой деревни, потом влево, до разрушенного здания, здесь верста, отсюда… Соблюдая все предосторожности, я повернул голову. За столом сидел правитель, а по обе стороны склонились две фигуры: полковника и того, третьего. Как я пожалел, что у меня не было в эту минуту револьвера: головы находились на одном уровне и, при удаче, это был бы эффектный выстрел. Нечаянно я сделал неосторожное движение. Койка заскрипела. Я постарался отвернуть голову и зачмокал губами, как спящий. Быстрые шаги направились ко мне и сухая тяжелая рука потрясла меня за плечо: — Вставайте! Я вскочил. — Спокойно. Стойте здесь. Я вытянулся у койки. Две головы повернулись в мою сторону, но я был скрыт темнотой и стоял неподвижно. Полковник вернулся к столу. — Через час я буду готов. Результаты, — он щелкнул крышкой часов, высчитывая время, — около восьми утра. Он приложил руку к козырьку и пошел провожать уходящих. Я стоял и ждал. Он вернулся и крикнул от стола: — Идите сюда. Через час мы выходим. Осмотрите машину и приготовьтесь. — Опять испытание?