- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (40) »
Я с неохотой снимал их с этажерки. И если знакомые просили у меня почитать Чехова, я поспешно переводил разговор на Джека Лондона, Луи Жакольо или Густава Эмара, уверяя, что лучшего чтива нет на свете.
Верхнюю полку занимали Пушкин, Лев Толстой, Лермонтов и Куприн, А на той полке этажерки, куда обычно ставится вазочка с букетом цветов, лежали Сервантес и Александр Грин.
То утро, когда я покупал «Дон Кихота», было необыкновенно прозрачным. Такие утра бывают на Кавказе только в июне. Отец накануне получил зарплату и выдал мне долгожданные два рубля. Я сразу же помчался в город и поспел как раз к открытию книжного магазина. «Дон Кихота» я прочитал давно, и теперь мне хотелось иметь собственную книгу дома, И вот он наконец у меня в руках. Огромный том в коричневом переплете, том толщиною в добрый вершок. Я принял его из рук продавщицы с таким же благоговением, с каким рыцари, наверное, принимали меч во время посвящения. Я вышел из магазина, прижимая книгу к груди. Шел десятый час. Я был счастлив и сначала даже не обратил внимания на то, что люди не идут по тротуарам, как обычно, а стоят небольшими группами, напряженно к чему-то прислушиваясь, Я остановился возле одной из групп и тоже стал слушать. Звенящий металлом голос, который впоследствии мне так часто приходилось слышать, читал правительственное сообщение, Сначала я не мог вникнуть в смысл слов, грозно раскатывающихся по улице, Я воспринимал их отрывочно и бессвязно, как воспринимаешь обычно всякий текст, который слушаешь не сначала.
«…Немецко-фашистские войска без объявления войны… вероломно напали на нашу Родину… атаковали наши границы во многих местах… бомбардировали со своих самолетов наши города…».«Германия? Нет, почему же Германия? Ведь у нас с ней договор о ненападении, — пытаюсь сообразить я. — Как же это они решились?..» А серый рупор уличного динамика продолжал греметь:
«…подверглись бомбардировкам Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие города и населенные пункты…».— Что случилось? — спросил я стоящего рядом со мной мужчину. Он посмотрел в пространство поверх моей головы. — Война. Сообщение давно уже кончилось, уже начали передавать какую-то медленную, сжимающую сердце музыку, а люди все стояли, растерянные, оглушенные, не веря в то, что произошло. …Прекрасно-безумный идальго из Ламанчи! Так получилось, что ты, поднявший копье свое против рутины и пошлости и против несправедливости человеческой, оказался связанным для меня с началом этой войны… Нет, не надо никаких книг. Наверное, и времени не будет читать. Вот бинт надо взять. И маленький пакетик ваты. На всякий случай… К двум часам все наконец было собрано. Мать снова заставила меня сесть за стол. Поставила передо мною тарелку с котлетами, мисочку с малосольными огурцами, вынула из шкафа бутылку медовухи и стопки. — За то, чтобы все было хорошо! — сказала она. — За то, чтобы поскорее кончился этот кошмар. За то, чтобы мы победили. Медовуха приятно обожгла горло. Мать готовила ее по какому-то особенному рецепту — варила вместе мед, водку, корицу. Чудесные запахи после этого долго жили в комнатах. Последний раз мы пили медовуху, когда провожали на фронт отца. И вдруг я вспомнил, что тогда был точно такой же солнечный день, такая же стояла тишина в доме и у двери стоял такой же рюкзак, снаряженный для дальнего пути. И мать так же смотрела на отца, как смотрит сейчас на меня. …Где-то сейчас отец? По каким дорогам носит его война? За последние три месяца он прислал только одно письмо… — Ну, вот и все, — сказала мать, когда мы пообедали. — Время идти.
2
У ограды военкомата волновалась большая толпа. Во двор пропускали только призывников, провожающие оставались снаружи. Они тянулись через невысокий забор, перекрикивались с теми, кто находился внутри ограды, передавали какие-то свертки, перебрасывали яблоки. День уже развернулся во всю ширину свою. Небо стояло над городом глубокое, синее. Солнце обдавало лицо сухим жаром, В редкой тени белых акаций, которыми был обсажен военкоматовский двор, на пыльной траве сидели и лежали призывники. Некоторые дремали, некоторые, развязав мешки, закусывали, У водопроводного крана, из которого текла немощная струйка воды, выстроилась очередь. Я протиснулся через толпу во двор. Призывная комиссия работала прямо под открытым небом. За канцелярскими столами, поставленными в ряд у стены военкоматовского здания, сидели военные в полевой форме и гражданские, Каждый стол был облеплен притихшей стайкой призывников. Я подошел к первой стайке и стал слушать, о чем говорит седой, очень похожий на нашего учителя географии капитан. — Ну, а кроме авиамоделизма и легкой атлетики ты чем-нибудь еще занимался? — спрашивал он худенького остроносого парнишку. — Еще шахматами… — В лапту он еще играет, — подсказал кто-то. — В чижика может, И в чехарду… — Разговоры! — постучал рукой по столу капитан. — Я вас серьезно спрашиваю, Техникой увлекались? — Не… — ответил остроносый. — Техникой не увлекался. — Что ж, тогда в пехоту, — сказал капитан и сделал какую-то пометку в списке, лежащем перед ним на столе. Мальчишку вытолкнули из стайки. — Иди, инфантерия, не оглядывайся! Гордись! Пехота-матушка — царица полей! — крикнул ему вслед тот же шутник. Мальчишка растерянно оглянулся, почесал затылок и побрел в здание. — Только сейчас пришел? — спросил меня капитан. — Как фамилия? Пономарев? Это к четвертому столу. За четвертым столом сидел гражданский. Я отдал ему приписное свидетельство, он быстро нашел в списке мою фамилию и, уперев в нее карандаш, спросил: — В школе или во Дворце пионеров в каких-нибудь кружках занимались? — В радиотехническом, — ответил я. — Только давно это было, Два года назад. — Не имеет значения, — сказал гражданский. — Пойдете в связь. Он вывел против моей фамилии крупными буквами СВЯЗЬ, порылся в бумагах на столе и протянул сложенный вдвое листок. — На медицинское освидетельствование. Вот ваша карточка. — Где это? Куда идти? — спросил я. — В помещение. В здании было прохладно и тихо. После яркого сияния дня комнаты казались сумрачными. Только приглядевшись, можно было заметить, что здесь тоже работают, В одной из комнат на длинных столах с металлическими бортиками несколько военных чистили и смазывали винтовки, У окна рядком стояли ручные пулеметы на сошках. У самого входа — раскрытый ящик с патронами. Какой-то парень, сидя на корточках, набивал пулеметный диск.- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (40) »