понял, что это значит, но почувствовал пренебрежение и заплакал. Лина успокоила меня и рассказала про девушку, которая что-то такое делала с маленьким мальчиком, за которым она ухаживала, и ее посадили в тюрьму на несколько месяцев. Я не думаю, что она делала мне что-то плохое, но я занимался с ней великим распутством. Когда я ложился с ней в кровать, я раскрывал и трогал ее, а она не возражала. Она была не очень умна, но ее сексуальные устремления были очень сильны. В 23 года у нее уже был ребенок. В конце концов, она вышла за его отца, и теперь она - фрау Хофрат (Hofrat) (Австрийский титул “Hofrat” обычно присуждается известным терапевтам, юристам, университетским профессорам, государственным служащим и т. д. Возможно, он эквивалентен титулу рыцаря в современной Англии). Даже теперь я часто вижу ее на улице.

“Когда мне было шесть, я уже страдал от эрекций, и я знаю, что однажды я пришел к матери жаловаться на это. Я знаю также, что, делая это, я переживал дурные предчувствия. У меня было чувство, что имеется некая связь между этим предметом и моими идеями и любопытством, и тогда у меня была болезненная идея, что родители знают мои мысли; я объяснял это себе тем, что мог, вероятно, говорить вслух, не слыша сам себя. Я рассматриваю это как начало моей болезни. Мне очень нравились некоторые девочки, и у меня было сильное желание видеть их обнаженными. Но, желая так, я имел жуткое чувство, что что-то должно случиться, если я буду так думать, и, что я должен сделать все, что угодно, чтобы это предотвратить”.(В ответ на предложение дать пример этих страхов, он сказал: “Например, что мой отец может умереть”.) “Мысли о смерти моего отца занимали мое сознание с очень ранних лет в течение длительного периода времени и очень подавляли меня”.

В этот момент я с удивлением узнал, что отец пациента, по поводу которого его преследовали обсессивные страхи в настоящее время, умер за несколько лет до этого.

События возраста шестого или седьмого года, которые пациент описывал на первом часу лечения, были не просто, как он предполагал, началом его заболевания, а самим заболеванием. Это был завершенный невроз навязчивости, не нуждающийся еще в каких-либо существенных звеньях, сразу ядерный, и прототип более позднего расстройства - элементарный организм, изучение которого, единственно, может позволить нам понять законченную организацию его последующего заболевания. Ребенок, как мы видели, находился под доминирующим влиянием компонента сексуального влечения - скоптофилии (влечение к разглядыванию), результатом которого было постоянное возобновление в нем желания, связанного с персонами женского пола, которые ему нравились - желания видеть их обнаженными. Это желание относится к более поздней обсессивной или компульсивной идее; и, если качество компульсивности было еще не представлено, то это потому, что Эго не переместило пока себя полностью в оппозицию к этому и не относилось к этому, как к чему-то чужеродному. Тем ни менее, оппозиция этому желанию была уже активирована из того или иного источника, так как его появление регулярно сопровождалось болезненным аффектом. (Однако делались попытки объяснить обсессии без учета аффективности!). Несомненно, в душе юного распутника прогрессировал конфликт. Оборотной стороной обсессивного желания, интимно ассоциированной с ним, был обсессивный страх: каждый раз, когда он испытывал желание этого сорта, он не мог не бояться, что случится что-то ужасное. Это что-то ужасное уже обладало характеристикой неопределенности, которая с этого момента стала инвариантной особенностью каждого проявления невроза. Но у ребенка без особого труда раскрывается то, что покрывается неопределенностью такого рода. Если пациент однажды может быть побужден дать частный пример в одном из мест туманных неопределенностей, которые характеризуют обсессивный невроз, можно с уверенностью предположить, что этот пример - исходное и действующее обстоятельство, скрывающееся за неопределенностью. Обсессивный страх нашего пациента, реставрированный в своем первичном значении, будет выглядеть так: “Если у меня есть желание видеть женщин раздетыми, то мой отец должен будет умереть”. Этот болезненный аффект определенно имел оттенок жути и cуеверия и уже давал начало возникновению импульсов делать что-то, чтобы отвращать грозное зло. Эти импульсы были в последующем развиты в защитные мероприятия, которые предпринимал пациент.

Мы нашли, таким образом: эротическое влечение и протест против него; желание, которое не было пока компульсивным и борьбу с ним; страх, который уже был компульсивным; болезненный аффект и побуждение к применению защитных мероприятий. Оснащение невроза достигло полноты. На самом деле, представлено нечто большее, а именно – разновидность бредового образования или делирий ([“Делирий” здесь используется в техническом значении, которое будет прояснено ниже ) со странным содержанием, что родители знают его мысли, так как он говорит вслух, при этом сам себя не слыша. Мы не впадем в сильное заблуждение, если предположим, что, делая попытку такого объяснения, ребенок обнаружил намек на примечательные ментальные процессы, которые мы называем бессознательными, и без которых мы не можем обойтись, если желаем пролить научный свет на этот темный вопрос. “Я высказывал мои мысли вслух, не слыша их” звучит как проекция во внешний мир нашего собственного предположения, что у нас есть мысли, о которых мы ничего не знаем; это звучит как эндопсихическое восприятие вытесненного.

Ситуация ясна. Элементарный невроз детства уже включил в себя проблему и очевидную абсурдность, как любой законченный невроз зрелости. Что может являться смыслом идеи ребенка о том, что если у него есть сладострастное желание, то его отец должен умереть? Полный ли это вздор? Или возможно понять смысл этих слов и рассмотреть их как необходимое следствие более ранних событий и предпосылок?

Если мы приложим знание, полученное в иных изысканиях, к этому случаю, мы не сможем избежать подозрения, что в нем все сложилось так же, как и в других. То есть, перед тем как ребенок достиг возраста шести лет, у него были конфликты, преодоленные амнезией, но оставившие после себя наследство в виде определенного содержания обсессивного страха. Позже мы узнаем, насколько полно будет возможно для нас раскрыть эти забытые переживания или реконструировать их с некоторой степенью точности. В то же время, можно выделить факт, что, вероятно, более чем простым совпадением является окончание амнезии пациента именно на шестом году жизни.

Нахождение начала