блеска достигает Кальвино в рассказе «Синьора Паулатим». По форме это маленький киносценарий. Мелькают предметы, показанные «крупным планом». Одни вещи. Какое странное безлюдье! Нет, люди есть; но ведь «объектив» – это взгляд хозяйки, синьоры Паулатим. А где уж ей замечать людей, работающих на нее: она занята своими «переживаниями». И вот на фоне лихорадочной работы те, кто распоряжается ее плодами, разыгрывают пошлейшую «драму», благополучно завершающуюся «роковой» фразой из анекдота: «Посмей только застрелиться – убью!» Ничтожные, пошлые паразиты – вот они, хозяева жизни, пригвожденные пером Кальвино-сатирика.

Время действия рассказов, составляющих второй раздел книги («Трудные воспоминания»), – последние годы фашистского режима. Они написаны от первого лица и носят как бы автобиографический характер; это впечатление подтверждается и общностью отдельных деталей, переходящих из рассказа в рассказ. Однако «я» рассказчика, вспоминающего о днях своего отрочества, скрывает всякий раз иной образ. Если в ранних рассказах «Человек среди полыни» и «Хозяйский глаз» мы видим героя, чье неприятие жизни выразилось в никчемности, в полной оторванности от окружающих людей труда, то в таких зрелых произведениях, как «Вступление в войну», «Авангардисты в Ментоне» и «Ночь дружинника ПВО», и тема и герой совершенно иные. Собственно, тема этих рассказов уже знакома нам: это первое столкновение с жизнью; но решается она уже не в условнообобщенном, «сказочном», а в остропсихологическом плане. Юным героям необходимо сделать выбор, определить свою позицию, и Кальвино с редкой психологической точностью показывает те факторы, которыми этот выбор обусловлен.

Герой рассказа «Вступление в войну», член фашистской молодежной организации, относится к фашизму скептически и в общем остается довольно равнодушным к происходящему до тех пор, пока бедствия, обрушенные на людей войною, не пробуждают в нем высокое чувство моральной ответственности перед ними. Это чувство гонит его на эвакопункт, к тем, кто более всех пострадал от войны, рождает желание помочь им. И когда перед его глазами мелькает виновник всех бед – дуче, юноша скорее сердцем, чем умом, понимает, что этим человеком, упоенным сознанием своей мнимой исторической миссии, руководят чувства, противоположные его собственным, что до людей ему нет дела.

Рассказ «Авангардисты в Ментоне» является как бы прямым продолжением «Вступления в войну». Но здесь герой сталкивается уже не с бедствиями войны, а с результатами фашистского «воспитания». И внутренний протест против поощряемых фашистскими главарями неприглядных действий товарищей на сей раз выливается в действие – пусть нелепое, никому не причиняющее ущерба, но знаменующее новый шаг в развитии героя.

К смутному ощущению неблагополучия и несправедливости, царящей в стране, приходит и герой последнего рассказа этого цикла – «Ночь дружинника ПВО». Обстановка в нем почти та же, что и в первых двух, почти те же и внешние приметы героя, лишенного, однако, того чувства моральной ответственности, которое определяло поступки героя предыдущих рассказов. Более того, герой легко поддается влиянию более «опытного» товарища. Но вот он впервые сталкивается с жизнью ночного города, и при виде грязи и мерзости с него быстро слетает скороспелый мальчишеский цинизм. И в душу его проникают новые чувства: омерзение при виде горланящего отряда фашистских ополченцев, жадное любопытство при встрече со старым рабочим-коммунистом, уважение и сочувствие к людям труда. И в конце рассказа герой вдруг ощущает внутреннюю близость с отцом, давно уже живущим «в ссоре со всем миром». Так смутно пробивается в юноше неприятие того мира и той жизни, с которой он впервые столкнулся.

«Трудная любовь» – так называется третий цикл рассказов. Но странно: в нем нет любовных историй в обычном понимании этого слова. Более того, в первом же рассказе «Случай из жизни близорукого» любовь присутствует лишь в виде далекого намека. Человек самый заурядный, вовсе не неврастеник, вынужден начать носить очки, и вот это незначительное обстоятельство вдруг открывает ему, как он одинок, как оторван от других людей. В этом рассказе писатель на первый взгляд отдает дань широко распространенной среди буржуазных писателей Запада, особенно Италии, теме «отчужденности» – якобы извечной и неизбежной разобщенности всех людей, невозможности подлинного общения, слияния. Однако Кальвино обращается к этому пессимистическому мифу только для того, чтобы вступить с ним в спор и показать, как живая жизнь, живая душа человека на каждом шагу опровергает эту мертвенную и мертвящую схему. Великолепная миниатюра «Случай из жизни супругов» каждой своей поднятой до символа деталью отрицает «отчужденность»: любовь помогает преодолеть разобщение, вызванное, в сущности, теми же тяжкими условиями «трудной жизни». Не извечное и «естественное», а социально обусловленное, не роковое и непреодолимое, а преодолеваемое силой самого простого чувства – таково «разобщение», говорит Кальвино в этом рассказе. И путешествие Федерико В. – это преодоление разобщенности, разлуки, потому радостной поэзией полно описание самых прозаических деталей поездки («Случай с пассажиром»). Даже потребность любви и потребность приблизиться к людям, выйти из своего замкнутого мирка неотличимы друг от друга: именно в общении с людьми находит Стефания Р. разрешение мучившего ее чувства неполноценности, томления, которое она принимала за тоску по любви («Случай из жизни молодой женщины»). Теплота человечности, преодолевающая отчужденность, – вот что такое «трудная любовь» Кальвино.

Особняком стоит последний рассказ цикла – «Случай с поэтом». Он тоже символичен и тоже полемичен, и спор идет также с литературой буржуазного декаданса, но предмет спора иной. В статье «Вызов лабиринту» Кальвино писал об эстетстве в литературе: «Эстетизм не ставит себе цели искупить в историческом плане уродство капитализма; его задача – создавать образы, которые были бы вне его, которые были бы иными». Эстетизм – бегство от действительности в условный мир красоты. Именно с этим бегством спорит Кальвино в рассказе, и спор идет по линии наибольшего сопротивления. Поэт Узнелли созерцает отнюдь не выдуманную, не мнимую красоту, а подлинную, вечную красоту природы, красоту женщины, любимой им, но он нем перед этой красотой. Зато картина нищеты, горя, картина «трудной жизни» вызывает в его душе бурю слов. «Трудной жизни», а не равнодушной красоте отдает свое творчество настоящий художник – вот вывод Кальвино.

Но какова должна быть общественная позиция