предложил ему несколько вопросов. Видел ли он, как Холройд покончил с собой? Азума-зи объяснил, что он был в стороне, у топки паровой машины, пока не обратил внимания, что динамо-машина как-то иначе гудит, другим голосом. Допрос был легкий, так как подозрений не было.

Привратник поспешил прикрыть залитой кофе скатертью изуродованные останки Холройда, извлеченные электромехаником из машины. Кому-то пришла счастливая мысль привести врача.

Инженер был главным образом озабочен дальнейшей работой машины, так как семь или восемь поездов остановились в душных тоннелях электрической железной дороги.

Азума-зи отвечал на некоторые вопросы людей, являвшихся в отделение по служебным обязанностям, но иногда делал вид, что не понимает их, и был, наконец, отослан инженером обратно в кочегарку.

Конечно, за воротами собралась толпа, которая, по неизвестным причинам, всегда толчется день или два около места, где произошел несчастный случай; несколько репортеров каким-то образом протиснулись в машинное отделение, один из них даже добрался до Азума-зи; но инженер выгнал их в шею, так как сам был журналистом-любителем.

Наконец тело унесли, общественный интерес к событию пропал. Азума-зи спокойно оставался у своей топки. Через час после убийства всякому вошедшему в отделение казалось бы, что там ничего особенного не случилось.

Выглянув из помещения паровых машин, черный увидел, как бог Динамо вертелся и кружился рядом со своими младшими братьями, маховики вращались, и пар в поршнях выходил с тем же шумом, как обычной в общем, с точки зрения механика, это был совершенно незначительный инцидент — всего-навсего временное ослабление тока. Но теперь стройная фигура инженера заменяла грубые очертания Холройда: его тень двигалась в полосе света по дрожащему полу, под ремнями, между паровыми и динамо-машинами.

— Разве я не угодил своему богу? — вопросил из мрака Азума-зи, и голос огромной динамо-машины ответил полнозвучно и звонко.

При виде огромного вертящегося механизма странное очарование, ослабевшее после смерти Холройда, овладевало им снова.

Азума-зи никогда не видел, чтобы человека убивали так быстро и безжалостно. Огромная гудящая машина уничтожила свою жертву, не уклоняясь ни на секунду от своего равномерного хода. Это был действительно могущественный бог. Ничего не подозревавший инженер стоял спиной к Азума-зи и набрасывал что-то на листе бумаги. Его тень лежала у ног чудовища.

«Бог Динамо еще голоден? Его раб готов!».

Азума-зи неслышно шагнул вперед и замер. Инженер перестал писать и, направившись к динамо-машине, приступил к ее осмотру.

Минуту поколебавшись, Азума-зи проскользнул в тень, к стрелке. Здесь он выжидал. Вскоре послышались шаги возвращавшегося инженера. Он остановился на прежнем месте, не подозревая о затаившейся опасности. Огромная машина загудела, и Азума-зи кинулся из мрака на свою новую жертву.

Инженер почувствовал, что его схватили поперек тела и швырнули по направлению к большой динамо-машине. Отбиваясь ногами и пригнув руками голову противника, он несколько ослабил тиски, сжимавшие его у пояса, и отполз от машины. Чернокожий снова схватил его, прижав курчавую голову к его груди. Они барахтались, задыхаясь, казалось, целую вечность.

Инженер яростно впился зубами в черное ухо. Азума-зи бешено завыл.

Чернокожий (по-видимому, расставшийся с куском уха) попытался ухватиться за что-либо, чтобы можно было отбиваться ногами; в это время раздался шум шагов. Азума-зи кинулся к большой динамо-машине. Среди механического рева слышно было непонятное шипение.

Вошедший железнодорожный служащий стоял, уставившись на Азума-зи. Чернокожий схватил в руки обнаженные концы провода, его тело судорожно дернулось пару раз, и неподвижно повисло на машине. Коричневое лицо застыло в нечеловеческой гримасе.

— Я очень рад, что вы пришли так вовремя, — сказал инженер, все еще сидя на полу.

Он посмотрел на подрагивающее тело.

— Это, по-видимому, не очень приятный род смерти, зато быстрый.

Служащий все еще смотрел на труп. Он вообще соображал довольно туго. Наступила пауза.

Инженер неуклюже поднялся. Он задумчиво потрогал пальцами свой воротник и покачал головой.

— Бедный Холройд! Я теперь понимаю.

Затем почти машинально подошел к стрелке и снова пустил ток по железнодорожному кругу. Тотчас же опаленное тело отцепилось от машины и упало вперед лицом. Сердце динамо-машины запело громко и звучно.

Так завершился культ бога Динамо, может быть, самая недолговечная из всех религий. Все же и она может похвастаться одной мученической кончиной и одной человеческой жертвой.

1894