преступлении..

– Что ты это, Катя? Полно, что ты… Маменька услышит… – говорит Кабанов. Но мать все уже услышала.

– Видишь ли ты, что я права! – восклицает она с торжеством. – Ты мне не верил. Теперь сам слышишь.

Надзор за Катей увеличивается, замки и затворы умножаются. Кате житья нет, мужу жалко ее, да делать нечего, против матери не пойдешь. Катя бежит из дому, видится в последний раз с Борисом, уезжающим куда-то из Нижнего, и уже не хочет вернуться в дом – в ее положении ничего не остается, кроме смерти, и смерть представляется ей теперь в привлекательном виде. Ждать от жизни нечего, участь ее решена. Она бежит к Волге и бросается в реку…

Через несколько времени вытаскивают труп несчастной, и муж с раздирающим воплем бросается на этот труп.

Актеры играли старательно и сделали из своих ролей все, что могли по своим средствам; но мы должны сознаться, что не совсем ловкая обстановка была причиной того, что пьеса много утратила поэзии на сцене. В чтении – а мы слышали ее из уст самого автора, который читает с удивительной простотой и искусством,^[5] – драма эта имеет неотразимую увлекательность и прелесть. Роль Кати, между прочим, принадлежит к тем тонким, поэтическим созданиям, и вместе с тем народным типам, которые требуют многих и очень редких условий от артистки: для выполнения этой роли, кроме большого таланта, необходимо верное знание русской народной жизни, недоступное молодой девушке. Страсть, которая так быстро охватила Катю и сожгла ее в несколько дней, также не может быть передана с полной верностью и силой наугад. Принимая это соображение, мы должны сказать, что г-жа Снеткова 3 сделала из роли Кати все, что могла, и вполне заслужила рукоплескания, которыми осыпала ее публика.

Благодушный Кулигин – часовщик-самоучка – лицо эпизодическое, но мастерски выхваченное автором из русской жизни. Г. Зубров был хорош в этой роли.

Г. Горбунов, игравший Кудряша, превосходно сыграл этого удалого парня и много способствовал оживлению 3 акта.

Г-жа Левкеева была очень недурна в роли Вари. Она, впрочем, придала ей свой, чересчур грубоватый характер, о котором, кажется, не помышлял автор.

Роль Кабановой не принадлежит к лучшим ролям г-жи Линской.

Только Мартынов, как и во всех ролях своих, явился в роли Кабанова великим артистом, особенно в последней сцене, когда он, вырываясь от матери, бросается с воплем на труп Кати.

Новая драма г. Островского, по нашему крайнему убеждению, принадлежит к замечательным, явлениям русской литературы – и по мысли, заключающейся в ней, и по выполнению. Грустно думать, сколько, может быть, погибает таких жертв на Руси, как бедная Катя!..

При всей неровной и неловкой сценической обстановке, произведение г. Островского имело большой успех на сцене… Автор был вызван несколько раз после третьего действия и по окончанию пьесы.

Нам кажется, что о таком авторе, как Островский, критика должна была бы отзываться с некоторым уважением, даже и в таком случае, если бы его произведения действительно не представляли в себе ничего замечательного. Но вот как выражается о «Грозе» один из петербургских фельетонистов:

«Г. Островский, не доверяя пониманию публики, почел должным заставить свою героиню подробно объяснить зрителям все свои душевные перипетии, весь процесс своих мыслей и чувств, и через это сделал из нее какую-то натянутую резонерку, нечто в роде женского Гамлета из купеческого быта» (остроумно!).

По мнению фельетониста, Катя – «сантиментальная до мистицизма (?!) купчиха, погибающая от стечения разных обстоятельств: брака с глупым и наклонным к пьянству мужем и дурного примера молодой родственницы, совращающей ее с пути!».^[6]

Какая тонкая характеристика Кати!

Затем фельетонист замечает, что автор явился с новым произведением, после довольно продолжительного антракта…

Отчего же после довольно продолжительного?

Его «Воспитанница» появилась в нынешнем году. Две такие пьесы, как «Воспитанница»^[7] и «Гроза» в течение одного года, кажется, указывают достаточно на деятельность автора.

Ведь такие произведения не так легко писать, как еженедельные фельетоны!..

Впрочем, если бы автор обнаружил еще большую деятельность в течение года, фельетонист, вероятно, не упустил бы случая заметить, «что такого-де рода усиленная деятельность вредит произведениям его» и, может быть, намекнул бы еще, что «все это делается из-за денег!..»

Но всего замечательнее фраза фельетониста: «Мы никогда не отрицали таланта в Островском…»

Неужели?

Как должен быть благодарен г. фельетонисту г. Островский за такое невольное признание!

Примечания

1

Иван Иванович Панаев (1812—1862) – писатель, автор многочисленных романов, повестей, очерков, фельетонов, а также ценных «Литературных воспоминаний». В 1847—1862 гг. вместе с Н. А. Некрасовым был редактором «Современника», ведущего демократического журнала, в котором постоянно выступал как фельетонист, литературный и театральный обозреватель.

(обратно)

2

Впервые опубликовано: Современник. 1859. No 12, отд. II. С. 371—376 – в составе фельетонного цикла «Петербургская жизнь. Заметки Нового поэта». «Новый поэт» – постоянный псевдоним Панаева. Печатается по тексту первой публикации.

(обратно)

3

См. прим. 5 к статье Гиероглифова.

(обратно)

4

См. прим. 4 к статье Пальховского.

(обратно)

5

Островский читал «Грозу» петербургским писателям в начале ноября 1859 г.

(обратно)

6

Цитируются суждения анонимного рецензента «Санкт-Петербургских ведомостей» (1859, 6 дек.).

(обратно)

7

Комедия «Воспитанница» была опубликована в «Библиотеке для чтения» (1859, No 1).

(обратно)