началах и двигателях русской истории.

«В самых первых временах, – говорит он, – в славянских народах мы встречаем жизнь общинную с ее необходимым проявлением – совещанием, носившим в древности название веча. Живя под условиями этого быта, под условиями правды внутренней, славяне являются племенем не государственным, не ищущим внешнего принудительного устройства, основанного на начале внешней формальной правды. Отсюда отсутствие форм и регламента в их общественном быте, отсюда единогласие как необходимое средство общинных решений. Но удержать этот высокий строй было трудно, и славяне вынуждены были постановить у себя государство. Признавая государство как необходимость, смотря на него как на средство, а не как на конечную цель или идеал своего внутреннего развития, – северные славяне (в России) не обратили сами себя в государство, не из себя создали его устройство, не исказили своей общинной жизни, не изменили началу своей внутренней свободы, – а призвали государство из-за моря как явление чуждое, для внешнего наряда земли, для военного и судного дела, для ограждения свободы общинной или земской жизни. Все европейские государства основаны завоеванием; власть явилась там неприязненною, и во взаимных отношениях народа и власти, с самого начала, легла вражда, не покидающая их во все течение истории. Русское государство, напротив, основывается не завоеванием, а добровольным призванием власти. Поэтому не вражда, а мир и согласие – его начало. Власть явилась у нас званною, не враждебною, и утвердилась с согласия народа, на начале взаимной доверенности, которой народ с своей стороны никогда не изменял. Это различие в основании государства в России и Европе – определяет историю и той и другой.

Первоначально, покуда Россия представляла множество княжеств, соединенных между собою общею земскою связью и сознанием единства Русской Земли, народ везде сохранял свое вече. Но общинам грозила другая опасность: обратиться из отдельной общины в отдельное государство, что нарушало связь между общинами и единство Русской Земли. Когда же Москва переломала государственные перегородки, мешавшие цельной жизни народа, – образуется единое русское государство и единая русская община или Земля. В России являются два дела: дело земское и дело государево, два главных разряда людей: люди государевы, люди служилые, и люди земские. Государство обращается к Земле за советом, и первый русский царь созывает первый Земский Собор. Ряд соборов продолжается до самого Петра. Совещательный, земский элемент проявляется постоянно и всюду, но не переступает свои пределы. В Земском Соборе не было никогда ничего принудительного и насильственного; он был только голосом, думой, мнением Земли и собирался лишь по призыву государственной власти, которая никогда не видела в нем никакой для себя опасности, никакого ущерба для своего достоинства…»

К этим словам К. С. Аксакова, извлеченным нами из многих его исторических сочинений, мы считаем не лишним прибавить с своей стороны следующие замечания.

История земства в России до Петра представляет две резко отличающиеся одна от другой эпохи: жизнь областную и вечевую до единодержавия Москвы, – и жизнь Земли и ее участие в делах государственных по уничтожении уделов. Собственно в эту эпоху и являются в истории, противополагаясь друг другу, как самые начала, так и самые выражения: Земля и Государство, земское и государево дело. Вольно и шумно раздавался голос народа на бесчисленных вечах Русской Земли в первые века ее исторического существования: везде кипела местная самостоятельная жизнь, бесконечное дробление уделов, создавая бесконечное множество местных центров, разносило деятельность по всем углам и захолустьям тогдашней Руси. Участие общины в делах местного правительства обеспечивалось обычаем, внешнею близостью общинного населения к правительственному центру и немногосложностью гражданских отношений. Князь и его дружина были постоянно на виду у всего народа, и вече было неизбежным условием их общей совместной жизни. Но такое состояние естественно должно было прекратиться. Если бы Русь раздробилась на бесчисленное множество микроскопических государств, то или общины заразились бы государственным элементом, все до последнего человека, в противность природе славянской, – или же были бы подавлены и отягощены присутствием несоразмерной с их объемом и населением государственной власти в лице удельного князя. В самом деле, если представить себе теперь в маленькой деревне, на месте выбранного из деревенских же жителей старосты, какого-нибудь владетельного князя, с значением и характером государственным, – мы поймем, что такое неравновесие отношений было бы невыносимо. – Как бы то ни было, но распри и войны удельных князей, соперничество общин, преграды свободному передвижению, промышленности и торговле, при постоянном сознании племенного и духовного единства Русской Земли, – все это приготовило наступление другой эпохи, эпохи московского единодержавия. Общины, повинуясь историческому инстинкту, пожертвовали волей и неволей своею отдельною, почти государственною самостоятельностью для совместного и дружного развития, для единства жизни всего русского народа, всей Русской Земли. Но по уничтожении уделов, города тотчас же приходят в упадок, прежняя деятельность прекращается, и народная жизнь не представляет с тех пор никакого поступательного движения. Веча умолкли, самое название исчезает, и сохраняется только мир, мирская сходка в посадах и селах. Этот мир, это совещание на сходке, есть то же самое начало, которое выражалось и на вечах, но содержание было иное, и предметом совещания были не интересы всей Земли или всей области, как прежде, а мелкие и мирные интересы села или посада.

В эпоху междуцарствия исторические события дали снова многозначительное земское содержание народным сельским и городовым мирам, и они напомнили прежние веча, как будто и не изведал народ целых веков угнетения и безмолвия! Это вечевое начало, выражающееся теперь в мире, и эту способность расширить его пределы, возвысить его на степень великого земского и государственного дела – уберег русский народ и до наших времен, храня в нем для России залог обновления и возрождения…

Итак, с единодержавием Москвы является Земля с тихою земскою жизнью, с мирскими скромными сходками, вместо шумных и буйных веч. Народ, как мы сказали, уберег вечевое начало, но умерил его проявление и, сосредоточив его в себе, как в зерне, не дал ему погибнуть; однако ж, тем не менее, невольно возникает вопрос: что же внесло это сильное развитие местной жизни и