- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (25) »
опираясь на тяжелую трость. А вот и он сам – огромная бочка в просторной галабее, широкое лицо, тяжелый мясистый нос с переломанным хрящом, квадратная челюсть нависла над двойным подбородком, – прикидываясь спокойным, протянул руку.– Ну поздравляю…Воцарилось тягостное молчание. Тревожными стали взгляды. Илеш заговорил первым:– Что было, то быльем поросло. Подумаешь, великое дело! Случаются вещи и похуже. Ну, были друзьями, а потом разошлись… И вообще, в своем позоре каждый виноват сам…Саид следил за ним горящим взором. Мускулистый, поджарый, он в этот миг походил на тигра, который вот-вот кинется на слона.– Вот именно, в своем позоре каждый виноват сам…– повторил он.И разом впились в него глаза. Руки легавого, перебиравшие четки, настороженно застыли. И Саид поспешно добавил.– Да нет, в общем-то, ты прав. Я во всем с тобой согласен!– Хватит ходить вокруг да около,– раздраженно перебил легавый.– Ты о деле говори!– О деле? – Саид слабо усмехнулся.– С какого же дела начнем?– С какого начнем, тем и кончим. Одно у тебя здесь дело – дочка твоя.А жена, а деньги мои, паршивый пес? Ну погодите, погодите… Гляди мне в глаза. Ничтожество, жалкий слизняк, жук навозный… Горе тому, кто пляшет под дудку бабы. Но пусть они думают, что он согласен. Он кивнул. Один из подлипал сказал:– Дочь твоя в надежных руках, с матерью. Да и по закону шестилетней девчонке положено быть с матерью. Захочешь – можешь видеться с ней раз в неделю…– Но есть кое-какие обстоятельства, из-за которых она по закону принадлежит мне.Он нарочно повысил голос, чтобы было слышно на улице.– Ты на что намекаешь? – с вызовом спросил Илеш. Легавый поспешил вмешаться:– Так мы ни до чего не договоримся.– Я ни в чем перед тобой не виноват.– Голос Илеша звучал уверенно.– Сама судьба так решила. Долг – да-да, мой долг мужчины повелел мне так поступить. И все ради нее, ради этой девочки…Мужской долг, гадюка. Не долг, а предательство, двойная измена. Топор, занесенный над головой, и веревка от виселицы… Но все-таки надо увидеть Сану. И он со всем хладнокровием, на которое в этот миг был способен, сказал:– Девочка ни в чем не нуждалась. У меня же оставались деньги, много денег…– Это те, что ты награбил? – взорвался легавый.– Те, от которых отпирался на суде?– Хотя бы и так. Куда они подевались?– Да ни гроша у него не было! – завопил Илеш.– Клянусь вам, они в такой нужде остались – врагу своему того не пожелаю. А я – я только исполнил свой долг…Саид не выдержал:– Хотел бы я знать, откуда это вдруг у тебя взялись денежки, чтобы жить припеваючи, да еще и других содержать?– А кто ты такой, что я должен перед тобой отчитываться? – рассвирепел Илеш.– Не горячись, Саид! – сказал подлипала.– Что до меня,– вмешался легавый,– так мне все ясно. Я тебя насквозь вижу. Да только не трудись понапрасну, кроме как о дочке, ни о чем я тебе говорить не дам.Саид усмехнулся, отвел глаза. Придется уступить.– Что ж, будь по-вашему, господин полицейский…– Да, да, я тебя раскусил, но из уважения к этим людям все-таки позволю тебе повидаться с дочкой. Давайте ее сюда. Неплохо ведь и ее спросить тоже…– Это как же, господин полицейский?– Я ведь понимаю, чего ты добиваешься, Саид. Девчонка тебе не нужна, да и девать тебе ее некуда. Когда-то еще сам найдешь приют! Но из жалости, справедливости ради тебе ее покажут. Приведите девочку!И мать. Пусть мать приведут тоже. Пусть встретятся взгляды. Может, хоть тогда я разгадаю эту дьявольскую тайну. Топор и веревка от виселицы…Илеш пошел за девочкой. За дверью послышались шаги, и сердце больно сжалось. Саид закусил губу. Подступившая волна нежности и радостного нетерпения унесла и злобу и гнев. Вот и Сана – удивленно озирается вокруг.Илеш держит ее сзади за плечи. Пришла все-таки. Как же я ждал тебя! В красивом белом платьице, а на ногах босоножки, тоже белые, и проглядывают накрашенные ноготки. Смуглое личико, темные, зачесанные наверх волосы. Он так и пожирал ее глазами. А она недоверчиво переводила взгляд с одного лица на другое. Его лицо ей особенно не понравилось – ведь он рассматривал ее пристальней всех. И, чувствуя, что именно к нему ее заставляют подойти, она принялась изо всех сил упираться и пятиться назад. Он глядел на нее не сводя глаз, но на сердце стало холодно и пусто. Осталось только одно чувство – сознание утраты. Чужая. А глаза такие же, как у него. И такой же узкий овал лица. И нос с горбинкой. А вот – чужая! Где же голос крови? Или он тоже предал? И почему все-таки так хочется прижать ее к груди?– Вот твой отец,– небрежно бросил легавый. А Илеш с бесстрастным лицом добавил:– Поздоровайся с папой. Бедная мышка. Чего боится? Если бы она только знала, как мне дорога. Он протянул навстречу ей руку и судорожно глотнул: в горле стоял ком. Ободряюще улыбнулся, но девочка сказала: «Нет!» – и попятилась назад. Илеш преградил ей путь. Она закричала: «Мама!» – но Илеш снова легонько подтолкнул ее вперед:– Поздоровайся с отцом!Глаза присутствующих загорелись злорадным блеском. И Саид понял: тюремные муки не так уж тяжелы.– Подойди ко мне, Сана! – В голосе его звучала мольба. И, чувствуя, что не вынесет отказа, он привстал ей навстречу.– Нет!– Я твой отец!Она удивленно взглянула на Илеша. Саид упрямо повторил:– Я твой отец, я! Иди сюда!Она продолжала упираться. Тогда он – уже с силой – потянул ее к себе. Она закричала. Он прижал ее к груди, она заплакала и оттолкнула его. С отчаянием, понимая, что проиграл, он пытался ее поцеловать, но она отворачивала лицо, и он сумел поцеловать только руку, которой она отбивалась с безжалостной яростью.– Да не бойся же, я твой отец, понимаешь?У нее так же пахли волосы, как у ее матери, и этот знакомый запах заставил его вздрогнуть. А девочка отбивалась и горько плакала, пока легавый наконец не вмешался:– Ты все-таки потише, она ведь тебя не знает!С чувством горечи он отпустил ее, сел и злобно процедил:– Я ее заберу! Последовало минутное молчание.– Ты сначала успокойся…– начал было Баяза. Но Саид стоял на своем:– Она должна быть со мной.– Это уж решит судья! – отрезал легавый и вопрошающе повернулся к Илешу: – Ведь так?– Мое дело – сторона, но ее мать без суда на это не пойдет.– Я так и говорил с самого начала,– сказал легавый.– Короче – суд, и никаких разговоров.Саид чувствовал, что еще немного, и он взорвется от ярости. Но надо сдерживаться. В конце концов, он пришел сюда не за этим.– Будь по-вашему. Суд так суд!– Как видишь,– сказал Баяза,– девочка живет хорошо, ни в чем не нуждается.А легавый не преминул ввернуть:– Ты бы сперва подыскал себе честный
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (25) »