- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (151) »
симпатию, и сам питал симпатию только к тому, кто, по его мнению, ее заслуживал.Пьеро обожал музыку, и когда начинал говорить о ней, его мозг, не способный к самым простым умозаключениям, вдруг обретал несомненную склонность к анализу. Пьеро обладал поистине компьютерной памятью в том, что касалось безграничного архива записей на радио и музыки вообще. Стоило лишь назвать ему какое-нибудь имя или напеть мелодию, как он пулей уносился в архив и тотчас возвращался с нужной пластинкой или диском. Из-за сходства с героем известного фильма его окрестили на радио Мальчиком дождя.– Привет, Жан-Лу.– Пьеро? Что ты здесь делаешь так поздно?– Мама сегодня вечером работает, господа устраивают прием. Она приедет за мной, когда уже немного потом.Жан-Лу улыбнулся про себя. У Пьеро был свой особый язык, и наивные ошибки при абсолютном простодушии делали его речь весьма оригинальной. Мать, которая должна была приехать за ним, когда уже немного потом, служила домработницей в одной итальянской семье, жившей в Монте-Карло, и тем зарабатывала на жизнь.Они познакомились года два назад у входа в радиостудию. Жан-Лу почти не обратил внимания на странную пару, но женщина подошла ближе и робко обратилась к нему с видом человека, который постоянно извиняется за свое присутствие в этом мире. Он понял, что эти двое ждут именно его.– Простите, не вы ли Жан-Лу Вердье?– Да, мадам. Чем могу помочь?– Вы уж извините за беспокойство, но не могли бы вы дать автограф моему сыну? Пьеро все время слушает радио, и вы самый любимый его диджей.Жан-Лу окинул взглядом ее поношенную одежду, волосы, поседевшие, похоже, раньше времени. Ей было, наверное, много меньше лет, чем можно было дать. Он улыбнулся.– Конечно, мадам. Думаю, это самое меньшее, что я могу сделать для такого преданного слушателя.Он взял протянутые ему лист бумаги и ручку, тут подошел поближе Пьеро.– А ты такой же.Жан-Лу растерялся.– Такой же, как что?– Такой же, как по радио.Жан-Лу в недоумении посмотрел на женщину. Она опустила глаза и тихо произнесла:– Знаете, мой сын… Как бы это сказать…Она замолчала, будто не решалась произнести нужное слово. Жан-Лу внимательно посмотрел на Пьеро и, поняв по его лицу, что она имеет в виду, проникся сочувствием к обоим.Такой же, как по радио…Жан-Лу догадался, что хотел сказать юноша: он, Жан-Лу, оказался точно таким, каким тот представлял его себе, слушая радио. Тут Пьеро улыбнулся, и все вокруг словно осветилось. Жан-Лу невольно проникся к этому странному юноше живейшей симпатией.– Хорошо, молодой человек, сегодня для тебя удачный день. Я с удовольствием дам автограф. Подержи, пожалуйста, это.Он протянул юноше пачку бумаг и открыток, и пока расписывался, Пьеро скользнул взглядом по первой странице, оказавшейся у него в руках, и с удовлетворением посмотрел на Жан-Лу:– Ночь трех собак, – спокойно произнес он негромким голосом.– Что?– «Three Dog Night», – пояснил он со своим неподражаемым английским произношением. – Ответ на первый вопрос. А на второй – Алан Олсворт и Олли Олсолл.На первой странице был напечатан музыкальный вопросник для дневной передачи. Победителей конкурса ожидали призы. Жан-Лу составил его всего несколько часов назад.Первый вопрос был такой: «Какая группа семидесятых годов исполняла песню „Joy to the World“», а второй: «Назовите имена гитаристов группы Tempest».Пьеро правильно ответил на оба. Жан-Лу с изумлением посмотрел на его мать. Женщина сникла еще больше, словно прося извинения и за это.– Пьеро очень любит музыку. Его послушать, так вместо хлеба я должна покупать одни пластинки. Он… он… Ну, вот такой, какой есть, но когда дело касается музыки, он помнит очень многое из того, что читал и слушал по радио.Жан-Лу указал на лист у юноши в руке.– А на другие вопросы тоже сможешь ответить, Пьеро?Пьеро, пробежав список глазами, без промедления отщелкал все пятнадцать ответов. А вопросы были не из простых. Жан-Лу побледнел.– Знаете, мадам, это гораздо больше, нежели помнить очень многое. Ваш сын – настоящая энциклопедия.Он с улыбкой забрал у Пьеро бумаги и, указав на здание, откуда велись передачи, спросил:– Хочешь побывать на радио, посмотреть, откуда мы передаем музыку?Жан-Лу провел Пьеро по студиям, показал комнату, где создавались программы, которые тот слушал дома, угостил кока-колой. Пьеро, как зачарованный, оглядывал все вокруг такими же восторженными глазами, какими смотрела на сына мать. Но когда он вошел в архив, в полуподвал, окунувшись в море дисков и виниловых пластинок, лицо его осветилось, словно у блаженной души у входа в рай.Когда же на радио узнали его историю (отец бросил семью на произвол судьбы, как только выяснилось, что сын инвалид, оставив обоих в нищете), но самое главное, когда убедились, сколь обширны музыкальные познания юноши, то взяли его в штат. Мать не могла поверить. Теперь Пьеро было куда приткнуться, пока она была на работе, и он даже получал небольшую зарплату.Но самое главное – он был счастлив.Обещания и ставки, подумал Жан-Лу. Иногда одни удается выполнить, другие – выиграть. Может, на свете и есть что-то получше, но и это уже кое-что.Пьеро вошел в лифт.– Только спущусь вниз, в комнату, отнесу диски и приду к тебе. И увижу твою передачу.«Комната» – так по-своему он называл архив, а «увижу твою передачу» – означало, что Пьеро будет сидеть в студии за стеклом, слушать передачу и с обожанием смотреть на Жан-Лу, своего лучшего друга, своего любимого кумира.– Ладно, оставлю тебе место в первом ряду.Дверь скрыла улыбку Пьеро, что сияла куда ярче галогеновых ламп в лифте.Жан-Лу пересек площадку и набрал на панели код доступа. Сразу за дверью помещался длинный письменный стол. Здесь трудилась Ракель, выполняя обязанности одновременно распорядителя и секретаря. Стройная, темноволосая, с худым, но миловидным лицом, умеющая держаться на высоте в любой ситуации, она нацелила ему в грудь указательный палец.– Рискуешь. Когда-нибудь, вот увидишь, оставлю тебя на улице.Жан-Лу приблизился и отвел палец в сторону, словно дуло заряженного пистолета.– Тебе никогда не говорили, что нельзя целиться пальцем? А если он вдруг выстрелит? Скажи-ка лучше, почему ты здесь так поздно? И Пьеро тут. Или может, отмечается какой-нибудь праздник, а мне ничего не сказали?– Никакого праздника, обычная сверхурочная работа. И только из-за тебя, потому что ты срываешь встречу и вынуждаешь нас трудиться, как говорят русские, по-стахановски.Она кивнула на дверь.– Иди к боссу, есть новости.– Хорошие? Плохие? Так себе? Решился наконец попросить моей руки?– Хочет поговорить с тобой. Он в кабинете
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (151) »