его глазах блеск удовольствия и восхищения; не выдержав, она расхохоталась. Какая же она ветреница!– Извини, Тиме. Я просто проверяла, помню ли еще все эти сложные фигуры.– Конечно, помните, мисс Рэйвен, – ответил слуга, рассмеявшись вместе с ней. – И отлично, позвольте заметить.– Ты искал меня? – спросила Рэйвен, убирая со лба непокорные локоны и расправляя закрутившиеся юбки.– Нет, мисс, я пришел закрыть двери. Молли оставила их открытыми после уборки.– Какая жалость, что мы теперь вряд ли будем пользоваться Большим холлом, – сказала Рэйвен, выходя в коридор.– Зачем вы так, мисс Рэйвен? – запротестовал Тиме. Проведя в Нортхэде практически всю жизнь, слуга прекрасно знал, какие чудесные балы устраивались здесь.Рэйвен пожала плечами, глаза ее были полны печали.– Я молода и не замужем, так что мне не к лицу устраивать балы и приемы, да и без папы мне этого совсем не хочется. – Она вздохнула и улыбнулась слуге печальной улыбкой. – Пойду-ка лучше займусь счетами.Тиме посмотрел вслед девушке и нахмурился, сочувствуя молодой хозяйке. Но мисс Рэйвен так красива, тут же возразил он себе, вряд ли понадобится много времени, чтобы она отыскала достойного джентльмена, который бы составил ей пару. И тогда Большой холл снова наполнится смехом гостей и музыкой оркестра.Заметно поскучнев, Рэйвен открыла дверь отцовского кабинета. На массивном дубовом столе лежали кипа бумаг и несколько толстых гроссбухов. Временами количество бумажной работы угнетало ее настолько, что ей просто хотелось завопить и бросить всю эту бумажную кучу в огонь. Разве могла она представить себе, сколько работы требует управление таким огромным поместьем? А ведь отец прекрасно справлялся с этим и позволял ей беззаботно скакать по пустошам Нортхэда. А управление включало в себя и руководство всеми домашними делами, и уход за многими акрами плодородной земли, и ренту арендаторов, и заботу о поголовье скота, и выплату служащим в поместье людям… Хотя Рэйвен часто сопровождала отца на поля во время посевных работ и сбора урожая и даже научилась выбраковывать скот и проводить селекцию для улучшения породы, она никогда не мешала отцу, работавшему в тиши кабинета. Свалившиеся на нее обязанности застали ее врасплох, и она долго не знала, с чего начать.Теперь, три месяца спустя, все выглядело уже не так мрачно. Для этого ей пришлось перелопатить горы бумаг, и она начала понимать, что к чему. Рэйвен села в огромное кожаное кресло отца и расправила юбки. Зерновые дали в этом сезоне плохие всходы из-за холода и проливных дождей, но того, что вырастет, хватит, чтобы заплатить слугам и на самые основные расходы в Нортхэде. И куча бумаг заметно уменьшилась. Она разбиралась во всем теперь куда лучше, и дело подвигалось быстрее.Вздохнув еще раз, Рэйвен открыла верхнюю книгу счетов и увидела колонки цифр, записанные аккуратным, разборчивым почерком отца.С каким ужасом она села за этот блестящий стол впервые, еще оглушенная пережитой трагедией! Ей казалось, что она так никогда и не научится управлять Нортхэдом. Как выяснилось, ни один из соседей не верил в её силы. Они заезжали выразить ей свои соболезнования и уезжали, качая головой. Рэйвен понимала их. Такой груз не каждому мужчине по плечу, не то что хрупкой девчушке восемнадцати лет. Они были добры и предлагали свою помощь. Но гордость Бэрренкортов не позволила Рэйвен принять их благотворительность, и она впряглась в работу, взвалив всю тяжесть на себя.– И неплохо справилась, – похвалила она себя, проводя пальцем по столбцу цифр – Во всяком случае, я так считаю.Она хихикнула, и на щеках заиграли соблазнительные ямочки. И тут же подумала, что, наверное, сходит с ума, вот уже даже сама с собой начала разговаривать. Посерьезнев, она окунула перо в чернильницу и начала писать. Так она проработала без передышки несколько часов, сосредоточенно хмуря брови. В тишине раздавалось лишь тиканье бронзовых с позолотой часов. Отдаленный шум волн и печальные крики чаек были настолько естественным фоном, что она их даже не замечала.– Боже, вы только посмотрите на себя, мисс Рэйвен! Вы уже совсем перестали есть, да? Святым духом питаетесь?Рэйвен, словно очнувшись, взглянула на дверь. Вошедшая в дверь маленькая пухлая старушка решительно подбоченилась и строго взглянула на девушку. Несмотря на покрытое морщинами лицо, глаза и походка женщины были по-молодому энергичны. Ханна Дэниэлс всегда утверждала, что хлопоты о шустрой и своевольной Рэйвен Бэрренкорт помогли ей сохранить молодость.Рэйвен машинально взглянула на стрелки часов и поразилась: было уже половина второго. Пустой желудок немедленно отреагировал громким урчанием, и Рэйвен звонко рассмеялась. Ханна не удержалась от ответной улыбки. Она давно уже не слыхала смеха Рэйвен.– А-а, так вы еще и забавляетесь, да? – продолжила она ворчать. – Мистер Хаггарт будет здесь через каких-нибудь полчаса, а у вас и маковой росинки во рту не было!– Я так рано выехала на Синнабаре, – оправдывалась Рэйвен, быстро закрывая гроссбухи. – У меня есть время слегка перекусить, прежде чем он придет?– Перекусить? – возмутилась бывшая няня. – И слышать не желаю. Вам накрыт нормальный второй завтрак. Паррис уже ждет вас.– Не волнуйся, Дэнни, – благодарно улыбнулась Рэйвен, поднимаясь из-за стола. – Я просто умираю от голода.Столовая, располагавшаяся в восточном крыле Нортхэда, всегда была одной из любимых комнат Рэйвен. Закругленные вверху окна открывали чудесный вид на юг: бесконечные луга, мили спустя переходившие в вересковые пустоши. Обычно деревья были тут редкостью, но все Бэрренкорты с завидным упорством облагораживали суровый родной край, так что пейзаж украшали рощицы из высоких кедров, каштанов и буков. Они приятно дополняли по-южному пышную роскошь парка. Осенью все эти деревья служили чудесным контрастом нависшему ноябрьскому туману, внося колоритные мазки золота и багрянца в серый фон. А летом широкие ветви увенчивались изумрудно-зелеными кронами, каштаны украшали себя стройными свечками соцветий, приносившими позднее свои диковинные плоды.В камине потрескивали дрова, прогоняя необычный для июня холод, а по комнате плыл аромат фрезий и тюльпанов из оранжереи. Луковички раздобыла сама Рэйвен.Когда-то в столовой стояло множество кадок с цветущими туберозами и экзотическими орхидеями, любимыми цветами отца. Но после его смерти у Рэйвен не хватало на них времени, и она перепоручила их заботам дворецкого Парриса. Тот мужественно взялся за уход, хотя с трудом отличал одно растение от другого: это ведь вам не седло барашка или