Но, правда, эту жизнь Ровена находила недостойной прощения. А Уоррик теперь, похоже, стал прощающим – не ко времени. Прощающим? Уоррик? Неужели все же северный дракон действительно так сильно изменился?

Да, он изменился, но нельзя сказать, что чувствовал себя счастливым в связи с этим сейчас. Его никак нельзя было назвать любезным, когда он пробурчал:

– Дарю тебе жизнь и чтоб ты больше не попадался мне.

Гилберт никогда не упускал своего, если подворачивался случай.

– Отдай мне по крайней мере Эмбрей.

Ровена открыла рот от изумления.

– Нет, Уоррик, нет, не надо. Он не заслуживает…

– Я решаю, что заслуживает твоя спасенная жизнь… – отрезал Уоррик. – Так уж вышло, что замок, – да нет, сто замков – не могут сравниться с тем, что ты для меня значишь.

Не очень романтическое сравнение, но смысл, скрывавшейся за этими словами, лишил ее на время дара речи, и этого времени хватило Уоррику, чтобы сказать Гилберту:

– Ты должен присягнуть мне в верности.

Гилберт развлекался про себя иронии судьбы, которая вынуждает теперь Уоррика защищать его.

– Сделано. И Ровена…

Уоррик поднял меч, и выражение его лица стало угрожающим.

– Ровена будет моей женой, если согласится. В любом случае, она никогда не окажется вновь под твоей опекой. Не испытывай моего терпения, д'Эмбрей. Бери то, что я предлагаю, и считай, что тебе повезло.

Гилберт отпустил Ровену, и она немедленно оказалась в объятиях Уоррика. Столь резкий контраст привел к тому, что на нее опять нахлынула боль и напомнила ей, что теперь уже пришло время заканчивать с их спорами.

– Если вы оба закончили, то моя дочь собирается сейчас родиться, Уоррик, и не здесь, на крыше.

Оба они посмотрели на нее в смущении, поэтому она сочла нужным добавить с большим нажимом:

– Сейчас, Уоррик!

Паника, естественно. Действительно, мужчины иногда так беспомощны…

48

– И зачем так кричать, когда все уже позади? – пожелала узнать Милдред, передавая ребенка в руки Ровены. – Ты молодец, моя милая. Он просто ангел, самый…

– Он? Должна быть, она, – воскликнула Ровена, но не смогла сдержать улыбку, узрев свое златовласое дитя.

Милдред довольно рассмеялась:

– Ты больше не можешь отказывать ему. Посмотри, сколько месяцев ты заставляешь мужчину страдать. Мне его жалко.

– И ты тоже, – вздохнула Ровена. – Ты была единственной, кто не надоедал мне уговорами на эту тему.

– Только потому, что я знала, ты заупрямишься еще больше. А у тебя нет никаких причин для упрямства. Ты уже должна понять, что он любит тебя. Но ты заставила его ждать до последней минуты, чтобы жениться на тебе!

– Ждать? – изумилась Ровена. – Он привел мне повивальную бабку, он привел мне священника! И они не отступили, пока я не сказала «да». Это был шантаж. Это было…

– Простое упрямство с твоей стороны. Ты знала, что выйдешь за него. Просто хотела заставить страдать его до конца.

Ровена уговорила себя промолчать. Спорить с Милдред на эту тему бессмысленно.

Конечно, она была упряма. Этот человек хотел умереть ради нее. Никакое ее недовольство не могло поспорить с таким фактом.

– Где мой муж?

– Ждет снаружи. Он еще не видел сына. Я покажу ему, можно, Ровена?

Не дожидаясь ответа, Милдред направилась к дверям пригласить Уоррика.

И вот он уже здесь и смотрит сверху на нее с такой теплотой и гордостью, что остатки ее враждебности испарились. В конце концов она любит его. Это было настолько ясно еще до того, как она его покинула, что бесполезно отрицать далее.

Она широко улыбнулась ему:

– Как он тебе нравится?

Уоррик еще даже не взглянул на ребенка. Он сделал это сейчас, но его взгляд немедленно переместился обратно на Ровену. И в нем плясали смешинки.

– Я надеюсь, со временем он будет выглядеть лучше?

Она встревоженно обернулась посмотреть на сына, но потом улыбнулась.

– С ним все в порядке. Все новорожденные и должны быть красными и сморщенными.

– А где дочь, которую ты хотела мне подарить?

Она вспыхнула, потом усмехнулась.

– Я думаю, в конце концов, мне повезло, милорд – правда, не в этом.

Он присел на край кровати и одарил ее неожиданным поцелуем.

– Спасибо.

– Это было не так уж тяжело – ну ладно, может быть, немного.

– Нет, я благодарю тебя, что ты согласилась выйти за меня замуж.

– О! – сказала она, чувствуя, как тепло и радость заполняют ее. – Это было в действительности… мое удовольствие.

Потом последовал еще один поцелуй, он был более горячим, чем нежным.

– Ты уже не сердишься на меня?

– Нет, но если ты когда-нибудь еще посадишь меня в свою темницу…

– У меня больше нет темницы. Я велел ее засыпать, как только ты уехала в Турес.

– Почему? – удивленно спросила она.

– Это – невыносимое напоминание о том, что я наделал.

– Но у тебя были причины, Уоррик. Даже я могу…

– Не оправдывай меня – или ты уже забыла, что сказала мне на прощание?

Он был серьезен.

– Ну ладно, пострадай еще, если считаешь нужным. Но что касается меня, там было довольно хорошо, в этой темнице.

– Возможно, я несколько поспешил. Ну, я всегда могу приказать откопать ее, если будет нужно.

– Лучше уж не надо, милорд, – предостерегающе сказала она.

– Ну, тогда, если мне опять потребуется запереть тебя в моих покоях, – сначала удостоверюсь, что я тоже там заперт вместе с тобой.

– О, против этого я не возражаю.

– Значит, ты все же бесстыдная девица?

– Ты, мне кажется, не возражаешь против такого бесстыдства?

– Нет, я не возражаю.

– И ты любишь меня?

– Правда, я люблю тебя.

– Не говори это так, как будто делаешь мне одолжение. Ты любишь меня, Уоррик. Как ты можешь не любить, когда я…

– Я люблю тебя.

Это звучало уже лучше, настолько лучше, что она притянула его вниз еще для одного поцелуя, а потом нежно прошептала:

– Я счастлива, что это был ты, Уоррик. Так счастлива.

Он припомнил эти слова, сказанные так давно, и признался, наконец:

– Так же как и я, миледи.