потяжелевшая, но еще не потерявшая стройности фигура с плавными обводами бедер и плеч. Волосы, убранные высоко, открывали узкую шею, с первыми морщинками под подбородком. Она исполнена мягкости, настоящей женственности, слабости и незащищенности. Я старался смотреть сейчас на нее глазами Лени, предполагаемого жениха.

- Хороша, ей Богу, хороша. Идиот, этот Володя! – подумалось мне.

Она помедлила немного, потом с тихим вскриком бросилась в воду.

- Ты что же сам не идешь? Раздумал?

- Нет, я сейчас наперегонки с тобой. – И я последовал ее примеру. – Давай-ка брассом два конца: кто быстрее. Я тебе фору даю четыре метра.

И мы бросились плавать, взрывая руками голубые волны. Плавает она совсем не хуже меня, так что фору я не отыграл.

Когда, запыхавшись, мы выбрались на землю, я заметил, что глаза ее несколько оживились, движения стали быстрее, и даже на губах заиграло подобие улыбки, чего раньше не было ни разу.

- Ну, может, дело и пойдет на лад, - подумал я.

Время было уже позднее и я предложил угомониться до завтра, тем более, что позади был долгий утомительный день поездки.

- Спокойной ночи, - она, как обычно, поцеловала меня в щеку и направилась с свою спальню.

- Пока, до завтра. Если тебе что-то нужно будет, кликни меня, - ответил я.

Ночь выдалась жаркая, почти тропическая, как бывают здесь летом. Полный штиль. После душа, который меня немного освежил, я вышел на балкон своей спальни, расположенной на втором этаже, чтобы слегка подышать. Может быть, удастся уснуть. Но сон все не шел - из-за жары и влажной духоты. Огни в саду были погашены, и на меня смотрели темные силуэты кустов, подсвеченные поднявшейся высоко ущербной луной. Ни ветерка.

Мне почудился какой-то посторонний звук в доме. Воров в этих местах не встречалось, но, бывало, забредали небольшие дикие животные: ежи, змеи, бурундуки.

Накинув халат, я решил обойти дом на всякий случай. Около дверей Любиной спальни я вновь уловил неясный звук. Ее спальня располагалась вблизи моей, но на несколько ином уровне.

Осторожно я приоткрыл дверь в ее комнату, не желая разбудить ее каким-либо громким звуком.

В неясном свете из открытого окна мои привыкшие к темноте глаза различили ее фигуру лежащую под простыней. Лицо уткнулось в подушку, которую она обнимала обеими руками. Подушка вздрагивала, и вновь раздавались те самые звуки, тихие всхлипы, которые она старалась задушить.

Я подошел и сев к ней на кровать, положил руку на ее голову. Она даже не вздрогнула, не отняла лица.

- Бедная моя, бедная сестричка, - тихо сказал я, - чем мне помочь тебе, что у тебя болит?

Она, наконец, оторвалась от подушки и подняла на меня глаза. Все было распухшим от слез: нос, губы, даже щеки; мешки под глазами,. Печальное зрелище.

- Душа, душа болит Петенька, - прошептала она, вытирая слезы краем простыни. – Я думала, вот вырастут дети, не надо больше за ними ходить, так мы и поживем с ним друг для друга. В любви, в согласии поживем. В общих радостях. Поедем куда-нибудь. Или просто на даче будем что-нибудь разводить. И где все это? Ласки хочется и доброго слова… Как же мне без этого жить? Знаешь, я себя временами уже чувствую старухой, да хуже даже: они хоть и стары, да жить еще хотят. А мне и жить-то не в радость. Ох, больно, больно…

- Я сестричка тебе обещаю: я все сделаю для тебя, все, чтобы ты не болела, чтобы ты жила дальше. Чего бы это ни стоило.

- Ты, правда, мне поможешь?

- Да, помогу. А сейчас давай, постарайся заснуть. Завтра будет новый день, и он должен быть лучше, чем сегодня.

- Я постараюсь, я правда постараюсь. Поцелуй меня перед сном, как Володя это делал?

- А как он это делал?

- В губы.

- Спокойной ночи, сестричка. – Я прикоснулся к ее влажным распухшим губам и ощутил горячий пульсирующий ток крови. Она откинулась на спину и закрыла глаза. Я вышел из комнаты.

Через час, все еще лишенный сна я вышел в сад и посмотрел на нее сквозь открытое окно спальни. Она лежала на спине, и грудь ее чуть вздымалась под наброшенной простыней.

Первая четверть

Была вторая и самая знойная половина дня. Солнце перешло за дом, и вся веранда оказалась в тени. Но все равно было жарко от прокаленных за день каменных плит вокруг бассейна. Мы расположились в шезлонгах и потягивали из высоких бокалов холодное белое вино.

- Я все время чувствую себя одной половинкой, а другая – потеряна, - говорила Люба. – Мне все кажется, что сейчас вот Володя войдет, улыбнется своей доброй улыбкой в бороду и спросит что-нибудь, какой-нибудь пустяк. А когда я засыпаю или просыпаюсь, мне все кажется, что он где-то здесь, рядом со мной. Даже чудится, как он переворачивается рядом со мной. И я все жду, когда он меня погладит, нежно, как только он это умеет делать. Не осуждай меня, что я вчера ревела, просто я не могу сдержаться, когда чувствуешь такое.

- Куда уж мне тебя осуждать, я тебя, в общем, понимаю. То есть то, что ты тоскуешь и все ждешь. Но другое мне понять все же не легко: где ж твоя здоровая злость? Ведь он тебе не только ласковые слова говорил, но и изменял, да и не один раз – насколько мне известно. И ты его так легко готова простить?

- Да, готова, наверное. Мы с ним так хорошо жили, так весело, так дружно. Я заботилась о нем, он – обо мне. Только ради этого я бы счастлива была, если б он вернулся. И носки бы стирала, и подметала, и вылизывала нашу квартиру и все-все. А теперь мне ничего не хочется делать. Я сама себе противна, что развела такую пыль, что грязная посуда на кухне уже воняет. Нет, я не хочу возвращаться в такой дом.

- Но ведь он может и не вернуться никогда, ты понимаешь? И что же ты будешь делать?

- Не знаю, не хочу даже думать, что тогда будет. Не представляю себя одной. Я же просто женщина. Мне иногда ласка нужна, я без этого чувствую себя совсем старой и никому не нужной. Мне так одиноко, так одиноко.

На глазах ее вновь навернулись слезы. Поколебавшись, я спросил:

- А как мужчина, Володя тебе хорошо подходил?

- Ну да, конечно! Когда он прикасался ко мне, меня просто в жар иной раз бросало. Ты прости, что я так откровенно говорю, но мне хотелось его еще и еще. Я всякий стыд потеряла, возбуждала его всеми возможными ласками. – Она заметно покраснела и отхлебнула из бокала вина.

– Так, какими?

- Ну, сам догадайся.

- Оральными, наверное. Или, там, вибратором.

- И это было, - она