Татьяна ЛИСИЦЫНА

Девочка в зеленых башмачках

Лишний бокал вина сыграл со мной плохую шутку: я потерял контроль и послал ей эсэмэску, о чем потом пожалел. Надо было оставить все, как есть, тогда я мог бы надеяться, что когда-нибудь в моей жизни снова появится смешная девочка в зеленых башмачках.

Начну с того вечера, после которого все изменилось. Моя жена посадила нас рядом, устроившись напротив в кресле, и спокойно — выдержки ей было не занимать — спросила:

— И как долго все это будет продолжаться?

— Что ты имеешь в виду? — вскинулась моя девочка, заерзав на диване и косясь в мою сторону.

— Не прикидывайся дурочкой. Вам достаточно долго удавалось водить меня за нос, пока я не перехватила одну эсэмэску. В моей квартире — она сделала ударение на слове «моей» — очень удачное расположение зеркал. Когда я открыла входную дверь, увидела ваши отражения. Сказать, что вы делали?! — она сделала глоток вина и откинула густую прядь волос назад.

— О чем ты, Люда? Мы просто друзья! — отпирались «зеленые башмачки». — Ты что-то не так поняла.

Людмила махнула рукой и повернулась ко мне.

— Может, скажешь, что ты нашел в ней?

Наверно, если бы напротив моей жены было зеркало, она бы с удовольствием в него заглянула, чтобы сравнить себя с соперницей. Так и не ответив, я встал с кресла, чтобы налить виски.

В девочке моей было много всего мужского. Родители что-то напутали с именем, назвав ее Сашей, и она дальше путалась по жизни: не красилась, не укладывала волосы, не носила каблуков. Наверно, меня и привлекло в ней, что она не старалась понравиться ни себе, ни другим. Весь ее облик кричал: полюбите во мне человека, а не женщину.

Сначала мы с Людкой тихонько посмеивались над ней. Впервые я увидел ее в купе поезда, волосы заплетены в две тощие косицы, голое без косметики лицо с тяжелой челюстью, широкие невыщипанные брови. Из жалости — она была совершенно одна — мы с Людкой приняли ее в свою компанию.

Что я нашел в ней? Я не мог бы ответить на Людкин вопрос, даже если бы хотел. Единственное, в чем мог признаться, что влюбившись в эту несчастную девочку, которой вряд ли суждено когда-либо выйти замуж, я стал дико несчастлив. Произошло нечто страшное: я научился чувствовать. Если она грустила, я знал об этом за сотни километров, разделявшие нас, и тоже грустил. Приходя с работы зимними вечерами в наш теплый уютный дом, где меня ждала с ужином жена, я переживал, что Саша возвращается в пустую квартиру с темными окнами.

В тот вечер, когда нас подвели зеркала, мы уехали в ее маленький городок и провели совершенно счастливые зимние каникулы. Я помню запах кофе, который я варил по утрам, и ее, растрепанную — я не разрешал ей заплетать косички — и счастливую. Тогда я не думал о возвращении домой, я просто умирал от любви и не знал, что она уже приняла решение оставить меня.

«Мы давно не поздравляли друг друга с праздниками», — написал я ей почти через полгода молчания. Она не ответила. Я испугался.

«Ты можешь со мной не общаться, но ответь, хотя бы что ты жива», — настаивал я в следующей эсэмэске.

«Жива-здорова. Часто думаю о тебе».

И тут меня понесло. Она думает обо мне. А я — несмотря на то, что вернулся к Людке — продолжаю думать о ней. И каждый раз, когда варю кофе, понимаю, что не сварю такой же вкусный, как у нее дома.

«Почему ты прервала нашу переписку?»

«Мы больше не можем встречаться после того, что произошло. Но я очень благодарна тебе за все. Прости».

Она говорила, что видит небо в алмазах, когда я ее целую. Может, это звучит банально, но мне никто не говорил таких слов. Мне было так больно, словно она вырвала мне сердце. И после боли пришла злость и горькое понимание, что я могу иметь все, что угодно, кроме девочки в зеленых башмачках. У нее были свои принципы, на которые она не могла наступить, даже ради своего счастья. Она прекрасно понимала: Людка подходит мне гораздо больше, чем она.

Я удалил ее телефон из записной книжки. Теперь можно позволить себе лишний бокал вина: я не помнил ее номера наизусть. И тогда же я дал себе слово, что забуду ее, чего бы мне это ни стоило.

Прошло еще много времени, прежде чем я смог увидеть, что настала осень. Поглощенный своим тянущим чувством, я почти не замечал смены сезонов. Желтые листья падали на асфальт и медленно умирали, растираемые ногами прохожих. Я с головой ушел в работу: новые контракты принесли много денег, и я купил Людке колье из сапфиров, которое так подходило к ее глазам.

Я запрещал себе думать о «зеленых башмачках», но иногда какая-нибудь нелепо одетая женщина напоминала мне, как однажды Саша купила зеленые ботинки на желтой платформе, которые уродовали ее еще больше. Я чуть не закричал, чтобы она оставила их, но ее глаза светились от радости, и я осекся. У нее не было вкуса, но она умела любить и знала, что без нее мне будет легче.

10.03.2011

Вопреки предсказанию

— Твой сын родится седьмого июля, и ты назовешь его Иваном! Он станет новым правителем Огненного братства!

Нина с ужасом смотрела на свекровь, размахивающую в экстазе руками. Сколько раз молодая женщина уже слышала от нее что-то подобное и пыталась заставить себя не верить. Она вообще старалась не попадаться Улите на глаза, та просто сводила ее с ума. Их дома стояли рядом на одном участке, встречи были неизбежны. Одетая во все черное, опирающаяся на палку, зловещая фигура старухи наводила на нее ужас. В их поселке поговаривали, что Улита — колдунья.

— Что вы такое говорите?! Этого никогда не будет! — выкрикнула она сквозь слезы.

— Не веришь?! — ухмыльнулась старуха. — А все сбудется. Ведь говорила же я тебе, что ты выйдешь замуж за моего сына, так и вышло! Вспомни: ты тогда за другого собиралась?! Но не вышло. Бросил он тебя. А я все это знала. В книге судеб-то все уже расписано, а я ее хорошо читать умею. Седьмое июля — великий праздник. Мы очень ждем этого ребенка!

Не слушая дальше, Нина бросилась в дом. Что она такое говорит?! Почему именно седьмого июля? Ребенок может родиться в любой день. Например, на две недели раньше срока. Она изо всех сил пыталась успокоиться, напоминая себе, что в ее положении вредно волноваться.

За то время, что они с Антоном прожили вместе, она узнала, что Огненное братство на самом деле существовало. В основе его лежала легенда об Иване да Марье. Братство превратило Ивана в некого мученика, которому поклонялись и за которого мстили. И