- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (45) »
— Марица! — строго сказала хозяйка. — Самое умное, что ты можешь сделать, это хорошо развлечь нашего гостя. А для этого зуб мудрости не обязателен.
Дантист раскрыл свой чемоданчик со страшными инструментами, и рыдающую Манечку увели на кухню для операции.
А цыганская скрипка, чуждая житейской пошлости, томилась о небе…
* * *
…Рано утром зерноторговец и зиждитель славы Шиофока нетвердой походкой возвращался домой. Его встретили звуки скрипки — играл постоялец, профессор Лидль, — и багровое от гнева лицо жены. — Доброе утро, женушка! — воскликнул глава семьи. — Похоже, я сделал лучшее дело своей жизни. — Сомневаюсь, — сказала жена, глядя на его опухшее лицо. — Поверь мне, душа моя. Мы заложили фундамент нового Шиофока. — Если это фундамент, — покачала головой мадам Кальман, — то хороша же будет вся постройка. Ее муж сделал вид, будто не понял намека. — А где Вениамин нашей семьи, радость моих слабеющих очей, мой Имрушка? — переведя этим патетическим восклицанием разговор на другую тему, спросил он со слезой умиления. — Заперт в чулане, — спокойно отозвалась мадам Кальман, в числе многих добродетелей которой не последнее место занимала отходчивость. — Что он опять натворил? — грозно спросил строгий родитель. — Профессор Лидль пожаловался на него. Он хулиганит под окнами, когда тот занимается. — Н-нет, — чуть подумав, сказал Кальман. — Тут что-то не то. Преступника извлекли из чулана, где он, по некоторым признакам, утешался вишневым вареньем, и за руку отвели пред грозные очи профессора Лидля. — Извините, глубокоуважаемый профессор, — сказал папа Кальман, — чем проштрафился наш парнишка? — Он мне мешает работать! — гневно раздувая усы, ответил Лидль. — Только я начинаю играть, он тут как тут. Заглядывает в окна, корчит рожи. Скверный мальчишка!.. Я откажусь от комнаты, если это повторится. — Это не повторится, господин профессор, — заверил папа Кальман, который после всех жертв во имя Шиофока не хотел лишаться выгодного жильца. — Но он не хулиган. Когда его сестра училась музыке, он часами просиживал под роялем. Он буквально помешан на музыке. — Помешан на музыке?.. — фыркнул профессор. — А ну, что я играл? — Вторую рапсодию Листа, — сразу ответил мальчик. — Переложение для скрипки. — Гм!.. Угадал… А ты можешь ее напеть? И полный, несколько флегматичный мальчик без всякого смущения с абсолютной точностью стал напевать труднейшее произведение Ференца Листа. — Вы издеваетесь надо мной! — вдруг вскричал Лидль. — Этот маленький мошенник получил музыкальное образование! — Да, — Имре лукаво глянул на профессора, — под роялем. — Невероятно! — почему-то сразу поверил Лидль. — Мальчика необходимо учить музыке. У него абсолютный слух и превосходная музыкальная память. Он будет вторым Эрккелем, — добавил, усмехнувшись, Лидль. — Господь с вами! — испугался папа Кальман. — У нас совсем другие планы. Кем ты хочешь стать, Имрушка? — Государственным прокурором! — выпятив грудь и надув губы, бойко ответил мальчик, едва ли понимавший, что это значит. — Вон что-о! — разочарованно протянул Лидль и снова рассвирепел: — Тогда — пошел вон!.. Прокуроры меня не интересуют!.. Семья Кальманов ретировалась из комнаты жильца. — Ты с честью вышел из положения, — похвалил сына Кальман и вытащил из кармана горсть мелочи. Сын с жадным интересом следил за рукой отца. Но тот успел подавить порыв неразумной расточительности — монеты посыпались назад в карман, остался один грошик. — Держи! — важно сказал папа Кальман. — Не транжирь, лучше брось в копилку. К совершеннолетию у тебя скопится… — Два гроша, — договорил сын…* * *
…Минуло время, и все, о чем мечтал папа Кальман, обрело весомость яви: дома и виллы, отели и рестораны, летний театр и концертный зал, барочные здания бассейнов, великолепный парк, где гарцевали всадники и всадницы. Шиофок стал модным курортом. Его бескрайние пляжи были усеяны полосатыми телами — будто зебры пришли на водопой, но то вовсе не зебры, а дамы в наимоднейших поперечно-полосатых купальных костюмах. Закрывая максимальную площадь тела, костюмы начинались штанишками чуть повыше колен и почти достигали горла. Тем не менее этот туалет казался на редкость соблазнительным представителям сильного пола, окружавшим зебровидных дам. Купальщики нежились под солнцем, плескались в воде, ныряли, плавали; по голубой глади скользили яхты под разноцветными парусами, дымили катера… А основоположник этого процветания — папа Кальман тщетно пытался спасти остатки своего состояния. Последняя надежда была на директора банка, старого знакомого, постоянного партнера по бриджу и компаньона в нескольких смелых финансовых спекуляциях. Но когда Кальман вошел в просторный кабинет директора, тот даже не предложил ему стула. Он стоял перед гигантским столом в поношенном, некогда элегантном черном костюме и пожелтевшем пластроне и чувствовал себя ничтожным попрошайкой. — Так вы не дадите мне отсрочки? — с трудом проговорил он и услышал, как жалко звучит его голос. — Нет, дорогой. И вы это отлично знаете. Ведь когда-то сами были коммерсантом. — Похоже, меня окончательно списали? — Это вы себя списали, дорогой. Слишком азартны, размахнулись не по чину. — Кому обязан Шиофок своим процветанием? — горько сказал Кальман. — Эти парки, отели, рестораны, толпы туристов, ваш банк, даже стол, за которым вы сидите, — все это поначалу было лишь в моей голове. — Что — не так? — Так, — равнодушно согласился директор. — Значит, я провидел будущее? — Конечно, провидели, дорогой Кальман, никто не собирается уменьшать ваших заслуг. Но вы — нищий. — А кто меня разорил? Вы. Хотя всем обязаны мне. — Никто никому ничем не обязан, — медленно и внушительно, как символ веры, произнес директор. — Люди вкладывают деньги и получают прибыль… Люди берут деньги в кредит и возвращают с процентами. Если же они только берут и не могут рассчитаться, их выбрасывают за борт деловой жизни. Ей-богу, совестно говорить вам об азах коммерческой деятельности. С такими людьми можно выпить рюмку ликера, сыграть партию в кегли, обменяться анекдотами — и все! Практически этих людей уже нет, они бесплотные духи. Вы призрак, Кальман, и вам пора исчезнуть, уже пропел петух. Я устал от вас. Кальман обвел глазами солидную обстановку кабинета: мебель «чиппендейл», английские напольные часы, портреты каких-то чванных людей в багетных рамах, в том числе и сидящего перед ним, которого он- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (45) »