искать.

— Я знала, что ты знаком с этой игрой, — обрадовалась миссис Холт. Ее слова еще больше разозлили Джека.

— Иди за ту стенку, — приказал он Тому. — И считай до ста. Только громко, чтобы все слышали. И не подглядывай!

Том послушно идет туда, куда ему указали. Закрывает глаза и опирается о стенку. А когда он начинает считать, Джек быстро, но неуклюже отправляется искать, где спрятаться, жестом приказав остальным двигаться за ним.

На том конце двора, наверное, сильный ветер — волосы Тома развеваются, а сам он подрагивает. Удивительно, ведь на своем месте я не ощущаю даже малейшего бриза.

— Мальчики, только не ходите в: — крикнул мистер Холт.

Они либо не слышат, либо делают вид, что не слышат. Через минуту они скрылись внутри школы. Миссис Холт успокоила мужа, показав головой на Тома, который продолжал громко считать несколько искаженным голосом. Кажется, рядом есть кто-то, передразнивающий его. Хотя только голос сына отражается от стены. Миссис Холт ни за что на свете не хочет испортить детскую игру.

— Ведь с ними ничего там не может произойти? — спросила она тихо.

Я сразу же припомнил Джаспера, который быстро поднялся на крышу, а затем свалился с нее.

Мистер Холт кивнул головой, будто бы его поднятая бровь нарушила равновесие:

— Наверняка не захотят влезть в неприятную историю.

Том громко выкрикнул «Сто» и энергично пошел. Видимо, он испытал облегчение, что ему больше не нужно стоять под этой стеной. Он не смотрел ни на кого, даже на меня, и побежал через двор. Или сын подслушал, что говорил мистер Холт, или услышал куда ушли мальчишки, потому что он бежал прямо к школе. Кто-то внутри строения выглянул, а затем быстро отпрыгнул и спрятался. Я не услышал хлопанья двери — ни тогда, ни когда Том исчез в школьном коридоре. Будто бы дом и сам решил поучаствовать в игре.

Помню, что так тихо было когда выкрикивали имя Джаспера, ища его тогда, много лет назад. Позднее я много раз думал, почему ему было так важно, чтобы его никто не нашел. Может, он не хотел быть следующим искателем, или потому, что мы не могли без него играть — ведь это был его праздник? Так или иначе, я ошибался. Когда взрослые отошли от нас, а их разговоры начали стихать, мы крались и пугали друг друга, счастливые от того, что Джаспер уже не сможет ничего испортить. Была моя очередь водить, когда услышал вдалеке всхлипывания его матери и одно слово «Джаспер», глухое и отдаленное. В ее голосе слышалось такое отчаяние, что я повернул голову, глядя, как реагируют другие мальчики. Верил ли я тогда, что увижу Джаспера, улыбающегося от уха до уха от того, как легко он провел и нас, и своих родственников, или это был только сон, от которого я просыпался еще не одну неделю?

Он твердо решил, что сделает все, чтобы его не нашли даже родственники, а может не хотел, чтобы все узнали, что он забрался аж на крышу. Он хотел любой ценой залезть туда, где его никто не высмотрит. А мы игрались очень хорошо, пока не услышали подъезжающую «скорую помощь».

Когда мы прибежали к дверям школы, Джаспер лежал на носилках. Его родственники пытались, как могли, сдерживать эмоции. Как только «скорая помощь» отъехала, из ее салона донесся до нас громкий плач. Мы не сразу поняли, что это плачет мать Джаспера.

Директор выбежал из офиса. Он надеялся, что не удастся свалить ответственность за произошедшее на него. Он приказал нам прибраться во дворе, и занести все подарки в его офис. Я и сейчас не знаю, куда они делись потом. Потом мы разъехались по домам. В понедельник, когда мы пришли на уроки, узнали от директора, что школа утратила очень способного ученика, и что во время игр надо сохранять бдительность и осторожность, и стараться избегать опасностей. Для меня его слова звучали как обвинение. Если бы мы не стали играть сами, могли бы увидеть Джаспера на крыше, или даже поймать его во время падения?

Неправдоподобно. Кроме того, я не хочу сейчас думать об этом. Чтобы больше не погружаться в воспоминания, помогаю миссис Холт с уборкой. Она уже не выставляет объедки на стенку, как прежде, просто выбрасывает в мусорный бак.

Благодаря меня, она сказала:

— Это очень мило с вашей стороны.

Позже, обращаясь к остальным, добавила:

— Он настоящее сокровище.

— Что они могут там так долго делать? — спрашивает судья.

— Кто? — отвечает вопросом миссис Холт.

— Мне кажется, что, по крайней мере, несколько из них уже должны были вернуться. Ты так не считаешь?

Неожиданно я понимаю, что Джек настроил их всех против Тома. Может, я должен что-то с этим сделать?

— Они должны больше времени проводить на свежем воздухе. Здоровее будут, — говорит мистер Холт. — Пойдем, Пол, выгоним их во двор.

— Нам пойти с вами? — спросила бухгалтер.

— Нет, спасибо. Двух человек более, чем достаточно, — ответил директор, стараясь идти в ногу со мной. Мы уже прошли половину пути, когда он сказал. — Лучше всего будет, если ты войдешь туда, а я в передние двери. Ну, понимаешь, чтобы никто не мог сказать, что он не знал об окончании игры.

Он исчез за углом, а я подошел к входу, через который недавно пробежали мальчишки. Берусь за металлическую ручку, и чувствую вину — мы прервем игру именно тогда, когда Том будет близок к победе. Я уверен, что мой сын сумеет перехитрить Джека. Но не поэтому холод от ручки проникает в меня как ледяной ветер. Я представляю себе, что Том найдет кого-то, кто тут спрятался, что увидит лицо, которое никто — а особенно мой сын — не должен видеть.

Полный абсурд. Не знаю, почему я вообще думаю о чем-то таком, неподходящем. Если кто-то из мальчишек и заслужил подобную встречу, то это точно не Том. Скорее, Джек. Я в этом абсолютно убежден, и уже собирался повторить эти слова вслух. Только потом понял, что я пытаюсь сделать. Джек ведь еще ребенок, невоспитанный, но всего лишь ребенок. Так же как Джаспер. У него было мало времени. У них обоих было мало времени. В то время как у меня были долгие десятилетия, и я должен себя вести, как взрослый. Я слишком стар, чтобы верить в подобные вещи. Тем не менее, я шепчу:

— Оставь Тома в покое. И других тоже. Если хочешь кого-то напугать, то пожалуйста. Я здесь. Я жду.

Нажимаю ручку, и наконец-то вхожу в школу. Коридор пуст и тих. От дверей гардероба, через ряд противопожарных выходов, и до парадного входа. Я чувствую себя точь в точь, как тогда, когда вошел сюда впервые, и как ученик, и как учитель. Оба раза я был одинаково перепуган. Солнце вторгается в здание через ряды окон, а меня охватывает предчувствие, что тишина не продлится долго.

«Очевидно, нет — мальчишки сейчас выберутся из мест, где прятались», — идя по коридору, я мысленно подшучивал над собой.