— За что же? — рассмеялся Виньяр.

— За разрешение проблемы.

— Ты вылез из этой адской дыры почти без царапины…

Теперь рассмеялся Кастор.

— Ненависть укрепляла меня.

Капитан кивнул, прислушиваясь к марширующим мимо них мстительным ордам Имперской Гвардии.

— Доведенные до отчаяния люди могут по-настоящему рассвирепеть.

— И их свирепость может оказаться полезной, — ответил Кастор. — Месть мотивирует намного сильнее благодарности.

— В самом деле, — повернулся к нему Виньяр. — Так, насчет моего долга…

Но Кастор уже уходил.

— Я подумаю над этим, — ответил он. — Хорошей войны, брат-капитан.

Виньяр смотрел ему в спину. Самовлюбленный ублюдок. Он жаждал прикончить Кастора на месте, но не стал бы делать этого до тех пор, пока между ними не были сведены прежние счеты. Сержант понимал это, зная, что у не слишком щепетильного Виньяра имеется свой кодекс чести.

Кастор чувствовал себя в любом конфликте, как рыба в воде. Он умел избегать всякой опасности, как физической, так и дипломатической. Конечно, сержант не был трусом, вовсе нет, скорее его стоило назвать специалистом в снижении рисков, способным затупить клинки врагов ещё до того, как те извлекут их. Настоящий талант, но и Виньяр не был лишен сильных сторон. Например, он знал много разных вещей — имена, истории. Возможно, капитан не мог открыто выступить против Кастора, будучи у того в долгу, но способы устроить тому неприятности все же имелись.

— Хорошей войны и тебе, брат-сержант, — прошептал Виньяр.

Он повернулся к Тууроку.

— Мне нужно поговорить с Храмовниками, а именно — с Братом Меча по имени Ворда. Сейчас он здесь, на Армагеддоне, командует прежним отделением Тиамеда. Кажется, они раньше сражались вместе.

— У нас по-прежнему натянутые отношения с Черными Храмовниками, сэр, — ответил Туурок. — Кое-кто среди них ненавидит нас.

— Значит, мы родственные души. Кроме того, — добавил Виньяр, с гадючьей ухмылкой на заскорузлом лице, — я знаю, кого они ненавидят ещё сильнее.