- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (160) »
предполагаете. В сущности, меня вылечили, уже могли бы выписать, но мой брат не позволял им это сделать. Он хочет, чтобы меня держали взаперти. — Его голос зазвучал монотонно: — Джерри готов сгноить меня там.
Знакомый мотив: люди, которых изолируют от общества таким образом, всегда выискивают виновных, предпочтительно из числа близких родственников. Я спросил:
— Вам точно известно, что именно брат держал вас там?
— Уверен в этом. Меня упекли туда по его воле. Он и доктор Грантленд вынудили Милдред подписать бумаги для помещения меня в клинику. А как только я там очутился, он полностью отрезал меня от внешнего мира. Ни разу не навестил. Заставил персонал просматривать мою корреспонденцию, так что я не мог даже писать письма. — Слова вылетали из его рта со все увеличивающейся скоростью, и их уже с трудом можно было разобрать. Он замолчал и судорожно сглотнул. На шее, словно мячик, заходил кадык.
— Вы не представляете, что это такое: оказаться в полной изоляции и не соображать даже, что происходит. Конечно, когда предоставлялась возможность, меня посещала Милдред, но и она не понимала, в чем дело. И мы не могли спокойно обсудить наши семейные проблемы. Ей разрешали встречаться со мной только в приемном покое и всегда приставляли к нам медсестру, чтобы она подслушивала наши разговоры. Как будто меня нельзя было доверить собственной жене.
— Но почему, Карл? У вас случались обострения?
Неожиданно он резко втянул голову глубоко в плечи, словно я ударил его по затылку. Я окинул его взглядом и пришел к мысли, что в припадке ярости он мог быть ужасен. В его широченных плечах угадывалась могучая сила. Он продолжал:
— Первые несколько дней я вел себя как последний дурак — изорвал пару матрацев, ну и в том же духе. Меня завернули в мокрые простыни. Но на людей я не кидался, и никого не ушиб. Во всяком случае, не помню такого. — Его голос стал еле слышным. Он поднял голову и повысил голос: — Так или иначе, после этого я никогда не переступал черты, ни разу. Я не собирался давать им ни малейшего повода держать меня взаперти. Но все напрасно. А ведь они не имели на это права.
— И тогда вы перелезли через стену.
Он удивленно посмотрел на меня, вытаращив светлые глаза.
— Откуда вы узнали, что мы перелезли через стену?
Я не стал объяснять, что сказал наугад.
— Выходит, вы бежали не один, а?
Он не ответил. Глаза его подозрительно сузились, продолжая следить за выражением моего лица.
— Где другие, Карл?
— Не другие, а другой, — произнес он с запинкой. — Кто он — не имеет значения. Да вы все равно из газет узнаете.
— Совсем не обязательно. Такие вещи печатают только тогда, когда беглецы представляют социальную опасность.
Глава 2
Последнее слово повисло в тишине, приобретая различные смысловые оттенки: оно звучало то как вопрос, то как угроза, то как просьба. Карл Холлман смотрел в окно, за которым уже совсем рассвело. С улицы доносился шум первых машин. Он оглянулся на дверь, через которую пришел. Тело его было напряжено, на шее вздулись жилы. Лицо погрузилось в задумчивость. Внезапно он резко вскочил, опрокинув стул, и в два прыжка очутился у двери. Я сурово сказал: — Поднимите стул. Он замер, держась за дверную ручку. — Не приказывайте. Вы мне не начальник. — Это совет, мой мальчик. — Я не мальчик. — Для меня мальчик. Мне сорок лет. А вам сколько? — Не ваше... — Он замолчал, борясь с самим собой. — Двадцать четыре. — В таком случае ведите себя соответственно возрасту. Поднимите стул, сядьте, и мы обсудим вашу проблему. Вы же не станете снова убегать. — Не собираюсь. С самого начала не хотел. Просто... я должен вернуться домой и разобраться во всей этой путанице. Что со мной будет потом, — не имеет значения. — А зря. Вы молоды. У вас есть жена, будущее. — Милдред заслуживает лучшего мужа, чем я. Мое будущее — в прошлом. Тем не менее он отошел от двери, за которой наступило ясное, но таившее в себе опасность утро, поднял стул и сел. Я примостился на кухонном столе, глядя на него сверху вниз. От напряжения он покрылся испариной. Капельки пота выступили на лице, на груди потемнела рубашка. Он сказал совсем по-мальчишески: — Думаете, я сумасшедший, верно? — То, что я думаю, не имеет значения, я не ваш личный психиатр. Но если вы сумасшедший — ваше место в больнице. Если нет — то вы выбрали чертовски сложный способ доказать это. Вам следует вернуться и дать себя обследовать. — Вернуться? Да вы сумасш... — Он оборвал себя на полуслове. Я рассмеялся ему в лицо, отчасти потому, что он меня рассмешил, а отчасти, решив, что это пойдет ему на пользу. — Значит, я сумасшедший? Ну же, смелее, договаривайте. Я не гордый. У меня есть знакомый психиатр, который утверждает, что психушки следует строить с шарнирами на углах зданий. Время от времени их нужно выворачивать наизнанку, так чтобы внутри оказывались те, кто был снаружи, и — наоборот. По-моему, в этом что-то есть. — Вы смеетесь надо мной. — А если даже и так? У нас свободная страна. — Да, свободная. И вы не можете заставить меня вернуться. — А следовало бы. Иначе не оберетесь неприятностей. — Вернуться я не могу. Теперь-то уж они никогда меня не выпустят. — Выпустят, когда вы созреете для этого. Если вы сдадитесь добровольно, они не станут обращаться с вами слишком сурово. Вы когда вырвались на волю? — Вчера вечером, ранним вечером, после ужина. Не то чтобы вырвались. Мы приставили к стене скамейки. Я подсадил приятеля, а он помог мне взобраться по простыне, перевязанной узлами. Мы ушли незамеченными, как мне кажется. Тома — ну того, другого — поджидала машина. Они немного подвезли меня. Дальше я шел пешком. — У вас есть домашний доктор, к которому вы могли бы обратиться, если вернетесь? — Доктор! — В его лексиконе это слово было грязным ругательством. — Я перевидел слишком много докторов. Все они из одной шайки, а доктор Грантленд — худший из них. Ему не следовало давать лицензию на частную практику. — О'кей, мы ее отберем. Он посмотрел на меня с удивлением. Удивить его не составляло труда. — Вы не воспринимаете меня всерьез. Я пришел к вам за помощью, по серьезному делу, а взамен получаю дешевые остроты. Это выводит меня из себя. — Подумаешь, мы живем в свободной стране. — Будьте вы прокляты! Я сделал вид, что не слышу. В течение нескольких минут он сидел, не шевелясь, с опущенной головой. Наконец произнес: — Мой отец —- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (160) »