половине VI в. до н.э. Афины не были городом как таковым. Лишь при тиране Писистрате они начали приобретать облик, знакомый последующим поколениям. Но окончательно афинянин «встает на ноги» только когда сознает, что ногами этими должно стать морское могущество. Речь идет об эпохе Мильтиада, Фемистокла и Кимона, об эпохе Саламина, Микале и Эвримедонта — сражений, в которых афиняне утвердили право именовать себя первыми на море.

Афины поднимались на гребне войны против персов. Когда Спарта — традиционный гегемон общегреческого сообщества — отказалась от продолжения войны с персидским царем Ксерксом, инициативу взяли на себя Афины. Провозгласив целью освобождение малоазийских греков из-под власти варваров, они возглавили Делосский союз, созданный специально ради войны с Персом. При этом их союзники обычно лишь ограничивались внесением ежегодного налога на содержание участвующих в активных боевых операциях вооруженных сил, сами же вооруженные силы выставляли Афины.

Знаменитое торговое богатство Аттики сложилось в те же годы. Нельзя сказать, что до начала V в. до н.э. Афины имели интерес к морской торговле. Торговлю держали в руках другие города: Коринф, Мегара, Эгина, Милет. Аттика перед Персидскими войнами — преимущественно крестьянская страна. Тяжесть завоевания моря вынесли на своих плечах люди «с крепкими, мозолистыми руками?» — прирожденные земледельцы, лишь в силу необходимости ставшие мореходами. Но потоки добычи, контрибуций, соблазн захваченных торговых путей, наконец государственное покровительство — все это вызвало к жизни купечество. И вот вслед за боевыми триерами в порты Малой Азии, Кипра, Египта, Италии входят торговые корабли афинян. Торговые успехи в свою очередь требовали закрепления их военной силой. Одно подталкивало другое — и Делосский союз все более превращался в Афинскую военно-торговую державу.

Два поколения эллинов были свидетелями того, как она шла в гору. Идея освобождения «порабощенных» эллинов торжествовала. Успехи морского союза оказались столь разительны, что афиняне начинали вести себя на Балканах высокомерно. Это вызывало неоднократные военные столкновения — в первую очередь с Фивами и Спартой. Но, что удивительно, даже воюя «на два фронта» — с Царем персидским и с внутренними врагами, Афины умудрялись и там и здесь добиваться успехов.

Однако еще более поражает, как быстро они могли восстанавливаться после неудач. В конце 50-х годов V в. до н.э. почти две сотни афинских кораблей и несколько тысяч гоплитов оказались заперты в дельте Нила, где они пытались помочь восставшим против персов египтянам. О том, какие надежды возлагали Афины на это восстание, говорят доселе невиданные размеры экспедиционного корпуса. Тем тяжелее был удар, когда персы одержали полную победу. Афинское воинство так и не смогло выбраться из ловушки.

Казалось, персидская держава должна была перейти в решительное наступление. Но, как феникс из пепла, афинская мощь возродилась в течение года. А в 449 г. до н.э. близ Саламина на Кипре Царь был разбит окончательно. Последовавший за этим Каллиев мир стал вершиной торжества афинской политики на Востоке.

После того, как 445 г. до н.э. ознаменовался заключением тридцатилетнего перемирия со Спартой, Афины могли спокойно пользоваться плодами своих успехов. Попытки союзников покинуть Делосское сообщество решительно пресекались. На Фракийское, Малоазийское побережье, в южную Италию выводились афинские колонии. Великим военно-рекламным шоу стала морская экспедиция знаменитого вождя Афин Перикла в Понт Эвксинский (437 г. до н.э.). После 454 г. до н.э. казна Делосского союза хранилась в Афинах, и власти этого города получили над ней полный контроль. Если же учесть, что форос (налог на поддержание военных сил) платили более 200 городов, то можно представить, какие богатства оказались под рукой у афинских правителей.

На союзные деньги Перикл выстроил Длинные Стены, соединившие Афины с Пиреем. На союзные же деньги обустраивался Акрополь (храмы Девы-Афины, Бескрылой Победы, Эрехтея, знаменитый Парфенон). На те же деньги творил великий Фидий, устраивались пышные театральные празднества, для посещения которых неимущие ежегодно получали деньги. Именно в сороковые, тридцатые годы V в. до н.э. Афины оказались способны реализовать одну из прерогатив «демократического» государства — они платили на жизнь тем гражданам, что не имели средств к существованию. Богатство Афин стало главной притягательной силой для «мудрецов» — софистов, съехавшихся в этот город со всей Эллады. И вот недавние крестьяне, потомки победителей при Марафоне внимали многомудрым речам «эллинских просветителей».

«Золотой век» считают вершиной в истории независимой Греции. Но при этом отчего-то забывают, что построен он был на плечах недавних союзников по борьбе с персами. Афинянин Геродот писал о свободе как о главном атрибуте эллинской жизни, а «союзники» его отечества были вынуждены давать клятвы вроде следующей: «Не восстану против афинского народа ни делом, ни помыслом, ни речью. Не буду повиноваться восставшему, если же кто-то восстанет, сообщу о нем афинянам. Буду платить форос по соглашению с афинянами... Буду защищать народ афинский, ежели нанесут ему обиду, и буду повиноваться Афинам».

Уже одно это должно было бы насторожить панегиристов и апологетов Периклова века. Как известно, Фукидид и Ксенофонт: историки, благодаря сочинениям которых нам известен ход Пелопоннесской войны, сами были родом из Афин, но оба претерпели изгнание и оба же дали в своих трудах достаточно оснований для ответа на вопрос, отчего прекрасные просвещенные Афины пали в 404 г. до н.э., окруженные всеобщей ненавистью.

Главной причиной поражения Афин тот и другой считали чрезмерное высокомерие их родного города. У Фукидида вообще можно встретить указания на Провидение, воздававшее афинянам за их неправедные действия по отношению к другим грекам. Но откуда рождалось это высокомерие, чьим результатом стало стремление большинства полисов посрамить Аттику, вскрыть гнойный нарыв, угрожающий автономии и автаркии Всеэллинского союза?

Для античного грека здесь все было понятно. Полноправный гражданин — это тот, кто имеет собственность, причем в первую очередь — земельную. Лишенный ее человек гол, случаен; он связан со своей общиной лишь происхождением. «Узы крови» сильны, но такому индивидууму нечего защищать, у него нет места в общем доме. Наличие сакрального смысла у земельной собственности в древности подтверждается обычаем отбирать землю у нерадиво относящихся к ней, наказывать тех, кто проматывает отцовское (дедовское)