этих.
А, кроме того, существуешь ты, которую я любила и которой причинила столько зла. Я показала тебе все, что было во мне самого отвратительного, и принесла тебя в жертву, поставив твою жизнь на карту, дабы утолить свою жажду мести.
Ты единственная, у кого я молю прощения, потому что ты одна из немногих, заставляющих верить, что жизнь и любовь еще возможны. Скажи Франсуа, что я любила его как брата и что я сожалею, что преграждала вам путь друг к другу. Береги его, он любит тебя, и никогда еще двое не были так явно созданы друг для друга, как ты и он. Возвращайтесь во Францию, в эту страну, что так мне нравилась: там можно жить. Вернись на землю Монтийяка, хотя бы на какое-то время: эти места выковали тебя.
Я не хочу, чтобы ты сохранила гротескное воспоминание об этом танго. Вспоминай уничтоженную женщину, прогуливавшуюся с тобой по виноградникам и вокруг холма с крестом в Верделе. Твоя подруга, которая любит тебя,
Сара».
И еще несколько строк, написанных отрывистым почерком:
«Час пробил. Прости меня за это последнее испытание. Я чувствую, что подступает безумие. Прощай».
Лицо Леа исказилось. Она протянула письмо Франсуа. Пока он читал, она ходила из угла в угол, заламывая в отчаянии руки. Закончив читать, он страшно побледнел и, стиснув зубы, лег на кровать, обхватив голову руками. — И это все, что ты считаешь нужным сделать сейчас? — Больше ничего нельзя сделать. Бросившись к кровати, она начала трясти его. — Мерзавец! Это неправда, это не может быть правдой! — Нет, это правда, и ты знаешь это не хуже меня. Для Сары не было другого выхода. — Замолчи, я пойду за ней. — Слишком поздно. — Как ты можешь быть в этом уверен? — Я знаю Сару, и на ее месте я сделал бы то же самое. — Делай что хочешь, а я иду за ней. Не дожидаясь лифта, Леа бегом спустилась вниз. Растолкав людей, стоящих в ожидании лифта, она спросила у портье: — Вы не видели мадам Тавернье? — Нет, мадемуазель, — ответил портье, — не видел с тех пор, как она поднялась. — Это было уже давно. — О да! Вы же были здесь, когда она вызвала лифт. Значит, Сара не выходила из отеля. В номере все было без изменений. Франсуа не двинулся с места. — Пойдем со мной, — взмолилась она. — Сара в отеле. Они поднялись на террасу, с которой открывался вид на город. Вдали виднелся порт. Послышался гудок корабля. Дул холодный ветер, Леа поежилась. — Иди сюда. Здесь никого нет. Ты простудишься. С сожалением она подошла к нему. — Смотри! Кто-то лежал в шезлонге. Они приблизились. Казалось, Сара спала. Черты ее лица разгладились, на губах блуждала счастливая улыбка. На полу, около ее свисавшей руки, лежал револьвер.
Сообщение о самоубийстве Сары после скандального бала было опубликовано на первых полосах аргентинских газет. На ее похоронах на кладбище де ла Реколета присутствовало всего пять или шесть человек. Был среди них и Эрнесто Гевара. Неделю спустя Франсуа и Леа отплыли в Бордо на теплоходе «Кергелен». Их провожали Эрнесто и Ури. Поднимаясь на теплоход, Леа обернулась. Молодой аргентинец помахал ей рукой. — Счастливо, Леа.
И еще несколько строк, написанных отрывистым почерком:
«Час пробил. Прости меня за это последнее испытание. Я чувствую, что подступает безумие. Прощай».
Лицо Леа исказилось. Она протянула письмо Франсуа. Пока он читал, она ходила из угла в угол, заламывая в отчаянии руки. Закончив читать, он страшно побледнел и, стиснув зубы, лег на кровать, обхватив голову руками. — И это все, что ты считаешь нужным сделать сейчас? — Больше ничего нельзя сделать. Бросившись к кровати, она начала трясти его. — Мерзавец! Это неправда, это не может быть правдой! — Нет, это правда, и ты знаешь это не хуже меня. Для Сары не было другого выхода. — Замолчи, я пойду за ней. — Слишком поздно. — Как ты можешь быть в этом уверен? — Я знаю Сару, и на ее месте я сделал бы то же самое. — Делай что хочешь, а я иду за ней. Не дожидаясь лифта, Леа бегом спустилась вниз. Растолкав людей, стоящих в ожидании лифта, она спросила у портье: — Вы не видели мадам Тавернье? — Нет, мадемуазель, — ответил портье, — не видел с тех пор, как она поднялась. — Это было уже давно. — О да! Вы же были здесь, когда она вызвала лифт. Значит, Сара не выходила из отеля. В номере все было без изменений. Франсуа не двинулся с места. — Пойдем со мной, — взмолилась она. — Сара в отеле. Они поднялись на террасу, с которой открывался вид на город. Вдали виднелся порт. Послышался гудок корабля. Дул холодный ветер, Леа поежилась. — Иди сюда. Здесь никого нет. Ты простудишься. С сожалением она подошла к нему. — Смотри! Кто-то лежал в шезлонге. Они приблизились. Казалось, Сара спала. Черты ее лица разгладились, на губах блуждала счастливая улыбка. На полу, около ее свисавшей руки, лежал револьвер.
Сообщение о самоубийстве Сары после скандального бала было опубликовано на первых полосах аргентинских газет. На ее похоронах на кладбище де ла Реколета присутствовало всего пять или шесть человек. Был среди них и Эрнесто Гевара. Неделю спустя Франсуа и Леа отплыли в Бордо на теплоходе «Кергелен». Их провожали Эрнесто и Ури. Поднимаясь на теплоход, Леа обернулась. Молодой аргентинец помахал ей рукой. — Счастливо, Леа.