Никита, - что за чудеса в Решетове? У тебя тоже глюки или как?

  - Сейчас обегу скалу, ждите здесь, - егерь сноровисто встал на лыжи, которые таскал на себе даже в пещеру, и отправился в обход базальтового пика.

   Длина окружности у основания скалы небольшая, на лыжах минут двадцать, можно присесть и перекурить, охота, как предсказывал мне внутренний голос, уже удалась. Скоро разобьём бивуак и отведём душу по бутылкам, где нибудь подальше от этого чудесного места, скорее всего, в старом карьере, там у воинской части стрельбище, минут двадцать езды на машине. Курили мы молча, не торопясь обсуждать занятное приключение, всех насторожило изменение леса и отсутствие наших следов, мы ожидали отвратительных новостей от егеря и боялись сглазить. Кто-то из древних сказал, 'Мысль изречённая есть факт' или что-то в этом роде. Так оно или нет, но, высказанные вслух намерения реализуются гораздо чаще, чем следовало бы из теории вероятности, без всякой мистики. Из таких соображений я последние годы стараюсь чаще молчать, особенно в спорных ситуациях.

  - Все видели? - первым не выдержал Никита, он соображает быстрее всех нас, да и столичные навыки чувствуются, - все видели зеркало, пещеру и Палыча, который говорит, что не говорил?

  - Да, - в унисон хриплыми голосами каркнули мы с Вовой. Есть у нас такая привычка, от частого общения, говорим одновременно и одинаковые фразы. А, может, от одинаковой непроходимой тупости.

  - И, что?

  - Ничего, сиди, жди Палыча, - Вова с наслаждением затянулся сигаретой, пуская колечки дыма.

  Никита был у нас некурящим, потому достал свой термос и принялся пить кофе, с молоком, естественно. Вскоре из-за скалы выбрался Палыч, державший свой треух в руке. Он молча подошел к Никите, снял лыжи, налил себе кофе и сделал длинный глоток. Как можно так пить кипяток, понять не могу, никак не могу привыкнуть к горячим напиткам, хотя, чай люблю горячий.

  - Всё, парни, ...дец, приехали, - егерь глотнул ещё кипятка, - никаких следов дороги, машины и следов человека. Предлагаю, охоту временно прекратить, пешим ходом двинуться к Лыпу, направление я знаю, за пару часов доберёмся. Даже если весь лес изменился, угоры* остались прежними, и речка течёт на старом месте.

  Особых возражений не было, остались одни вопросы, но, не Палычу же их задавать. Потому, выстроившись друг за другом, горе-охотники тронулись в обратный путь, но пешком. На том месте, где полчаса назад была оставлена машина, высились три огромные сосны. Вот когда мы смогли почувствовать истинный вес своих рюкзаков и припасов, однако, мысли о странности бытия здорово компенсировали нагрузку на спину. Тем более, что рюкзаки у всех четверых были станковые, подогнанные к владельцам. Цинк с патронами несли по очереди, подавляя нездоровые мысли спрятать его, где-либо, на время. Егерь изредка комментировал пройденные участки, уточняя остаток пути и изменившуюся растительность.

  - Нынче осенью, на этом угоре мы рыжиков знатно набрали, вёдер десять, - Палыч показал на красивейшую берёзовую рощу слева, - тогда здесь можжевельник рос, да ельничек молодой.

  - А тут, - он кивнул направо, на великолепную дубраву, - всю жизнь было колхозное поле, летом овёс сеяли.

  - Сейчас, мужики, сейчас, - заволновался Палыч перед последним поворотом на Лып, до которого мы добирались не два часа, а все четыре, видимо сам боялся обнаружить очередную дубраву, которых в наших краях лет сто, как вырубили.

  Десяток шагов и перед охотниками открылась живописная излучина речушки, на берегу которой стояли три дома, окружённые подворьем. Из труб домов явственно тянуло дымком, в лицо ударил запах свежего навоза, и послышалось мычание коров. Повеселевшие, мы спустились к жилью, встречая лай выскочивших собак весёлыми улыбками, пожалуй, впервые в жизни. Навстречу нам уже выходили жители деревеньки, набрасывая патриархальные полушубки. Все пять вышедших мужчин, как ни странно, заросли бородами, по самое не могу. Вокруг них крутились полтора десятка подростков, одетых, как цыгане, в какие-то лохмотья. И это поразило больше всего, в том Лыпу, что мы проезжали утром, на три десятка жилых домов было не больше пяти детей. Я в тот момент почувствовал что-то неладное и попросил друзей молчать, что бы они не услышали.

  - Поговорим потом, без посторонних, - парни дружно кивнули, - наша задача, сбор информации, не особо выделяясь глупыми вопросами.

  Палыч как-то странно взглянул на меня и улыбнулся. Он и начал разговор с жителями деревеньки.

  - Здравствуйте, люди добрые, заплутали мы с друзьями, помогите добрым советом.

  - Здравствуйте, - обнажили головы все мужчины, обозначив поклон, - куда путь держите, господа хорошие?

  Вот это номер, господа! Похоже, здесь и о советской власти не слыхали. Я повернулся к ребятам и, незаметно для селян, показал кулак, молчать, господа офицеры, молчать! Судя по всему, на тайное селение староверов набрели, вот это номер. Тем временем, егерь продолжал разговор с крестьянами ни о чём, присматриваясь, друг к другу. Аборигены окружили его, обсуждая виды на урожай и будущую зиму, а мы остались в стороне, скинув рюкзаки. Курить пока опасались, вдруг попали к староверам, могут обидеться. Мальчишки, тем временем, подкрались к нам, пытаясь потрогать блестящие алюминиевые каркасы рюкзаков, Никита этим воспользовался, присев напротив одного из парнишек, лет десяти.

  - Считать умеешь?

  - А то, - гордо приосанился пацан, в свою очередь, показывая на 'Сайгу' - это что у тебя за штука?

  - Ружьё моё, - нашего бизнесмена не так просто сбить с толку, - правильно назовёшь год, месяц и день сегодняшний, дам подержать.

  - Семидесятый, октября двадцать девятое число*, - парнишка протянул руку к карабину.

  - Ответ неверный, год назови полностью, - Никита встал, встречаясь с нашими напряжёнными взглядами.

  - Семьсот семидесятый, нет, одна тысяча семьсот семидесятый от Рождества Христова, - выпалил мальчишка, забирая из рук нашего бизнесмена карабин без магазина. Несмотря на шоковое состояние, затвор Никита передёрнул, убедившись в отсутствии патрона в патроннике. Приглядывая за мальчишками, облепившими счастливчика, мы молчали, по-новому рассматривая одежду крестьян и их хозяйства. Мысли о подставе не возникло, в наших краях устроить подобный театр невозможно, да и незачем. Судя по русскому языку и местности, мы в России екатерининских времён, причём,