ногами у санитаров.

Подойдя поближе, он остановился. Что-то его насторожило, что-то в происходящем было не правильным, неестественным.

Санитары.

Окровавленный человек, судорожно вцепившийся в скатерть.

Нестерпимый хруст стекла под ногами...

Полыхающие на ветру шторы.

Шум улицы, доносившийся сквозь выбитые окна...

И вдруг Пафнутьев понял - человек, которого укладывали на носилки! Вот где была несуразность. Он смотрел на Пафнутьева ясным, настороженным взглядом и извивался на полу гораздо сильнее, чем это могло быть при сильной боли. Не столько от боли он корчился, сколько по другой причине.

Пафнутьев зашел с другой стороны, боком присел к столу, закинув ногу за ногу, и только в таком положении увидел, в чем дело, понял, чем объясняется странное поведение раненого - тот ногой пытался затолкнуть под ковер плоский черный кошелек. Пафнутьеву ничего не оставалось, как поднять кошелек. Вернувшись, он опять сел боком к столу, чтобы видеть и возню с раненым, и ресторан, и толпу людей за выбитыми стеклами.

Решительно подошел тяжеловатый Шаланда, резко отодвинул стул, плотно сел, поставив локти на скатерть. На Пафнутьева он смотрел требовательно и недовольно, будто тот был виноват в происшедшем.

- Что скажешь?

- Надо бы у хозяина кофе попросить, - ответил Пафнутьев.

- Знаешь, сколько здесь стоит чашка кофе?

- Мы на службе... Платить не надо.

- Да? - удивился Шаланда не столько словам Пафнутьева, сколько тому, что ему самому не пришла в голову такая простая мысль. - Думаешь, даст?

- С радостью, - усмехнулся Пафнутьев. - И будет счастлив. А если обед закажем с шампанским и трепангами, то он вообще решит, что это лучший день в его жизни. Все изменилось, Шаланда, все изменилось. Эти новые просто с восторгом готовы оказывать услуги, угождать, дарить, поить, кормить... Ты когда последний раз был на Канарских островах?

Шаланда сверлил Пафнутьева маленькими острыми глазками, спешно прикидывая - оскорбление стоит за этими словами или что-то другое? Обидеться немедленно или подождать?

- Вчера вернулся, - наконец произнес он, пересилив себя.

- Врешь. Не был ты на Канарских островах. И никогда не будешь. Но возможность есть.

- Ну?

- Если попросишь хозяина ресторана, просто попросишь... Впрочем, и просить не надо... Достаточно намекнуть - мечтаю, дескать, с детства... И этого будет достаточно. Единственный вопрос, который он задаст... Знаешь какой?

- Ну? - Шаланда наклонил голову.

- Спросит, когда у тебя отпуск.

- И что дальше?

- За две недели до отпуска вручит авиабилеты туда и обратно, паспорт с визой, небольшой конверт... На карманные расходы. На Канарских островах, между прочим, удивительно быстро уходят деньги.

- Откуда ты знаешь?

- Мне так кажется. Представляешь, Шаланда, красавицы любого цвета кожи будут почитать за счастье распить с тобой бутылку шампанского, провести с тобой ночь, сумасшедшую ночь на берегу теплого океана...

- Я женат, - хмуро перебил Шаланда.

- Там ты об этом забудешь. Но если так решительно отрекаешься от красавиц... Можешь захватить с собой и свою половину... - усмехнулся Пафнутьев. - Только предупреди заранее... Хочу, дескать, любимой жене Канары показать...

- И что от меня потребуется?

- Ничего.

- Совсем ничего?!

- Да, Шаланда, да! Ну вот совершенно ничего! Разве что хорошее отношение... Чтоб здоровался ты с хозяином, заходил иногда, трепался бы с ним о том, о сем... Представляешь, какие времена настали? - Обернувшись в зал, Пафнутьев увидел хозяина ресторана. - Леонард! - крикнул и поманил того пальцем.

***

Да, это был Анцыферов, бывший городской прокурор. Как всегда нарядный, стремительный в движениях, легкий, правда, седина, седина у него появилась довольно заметная. Но что делать, испытания, которые ему пришлось перенести, у кого угодно вызовут седину. Хоть и недолгими были его страдания за колючей проволокой, но перенес он их болезненно. Видно, слишком большой оказался перепад между прежним его положением и ролью заключенного. Но оправился быстро, надо отдать должное. Уже через два месяца приобрел ресторан, месяц ушел на ремонт, благоустройство, и вот нате вам - Леонард Леонидович Анцыферов принимает самых влиятельных людей города.

- Здравствуй, Паша! - произнес Леонард с такой искренней радостью, что Пафнутьев просто вынужден был подняться и пожать холодную узкую ладонь Анцыферова. - Редко заходишь!

- Прохладно у тебя здесь... Дует.

- Не всегда, Паша, не всегда, - Анцыферов почтительно присел не у самого стола, а чуть в отдалении.

- Да, прошлый раз окна остались целы, - пробормотал Шаланда.

- Нас всех подстерегает случай, - со вздохом процитировал Анцыферов.

- Над нами сумрак неминучий? - спросил Пафнутьев, давая понять, что и он не лыком шит, и он по части стихов не последний человек.

- Кофейку бы, а, Леонард?

- А может, чего покрепче? - живо спросил Анцыферов.

- Для этого мы придем как-нибудь вечерком, да, Шаланда? Кстати, Леонард... Представляешь, наш друг Шаланда ни разу не был на Канарских островах... А мечтает! Жена просто затылок ему прогрызла этими островами... Помоги!

- У тебя когда отпуск? - спросил Анцыферов у Шаланды, и тот в полной беспомощности посмотрел на Пафнутьева, прося помощи и защиты.

- Летом у него отпуск, летом, - весело сказал Пафнутьев. - Но недельку-вторую ему и сейчас могут дать. Зимой. За хорошую работу по защите граждан.

- Заметано! - спросил Анцыферов и, вскочив, унесся отдавать указания. Внешне он не изменился после того, как покинул кабинет городского прокурора. Та же тройка, галстук, блестящие туфли...

Пафнутьев с улыбкой наблюдал за суетой Анцыферова в глубине зала и понимал - все-таки изменился Анцыферов. Легче стал, проще. Складывалось впечатление, что нашел человек себя, нашел дело, в котором уверен, спокоен, и нет у него никакой надобности с кем-то советоваться, искать чьего бы то ни было одобрения. Уже не нужно было тужиться, что-то там изображать надсадно и бестолково, подыскивать слова, которые бы ни к чему не обязывали. Теперь слова сами слетали с его уст, простые, естественные, уместные. Несмотря на печальное происшествие в ресторане, Анцыферов был оживлен, вездесущ и как-то радостно возбужден. Он знал, как себя вести, что ответить на вопросы Пафнутьева и Шаланды, о чем умолчать, чтобы его роль в случившемся была чиста и печальна. И неуязвима.

- Быстро перестроился, - пробормотал Шаланда.

- А он и не перестраивался. Не было надобности. Он всегда был наизготовку. Раньше приговоры подавал на блюде, сейчас вот кофе. Быстро, четко, умело... Ты и оглянуться не успеешь, как однажды утром обнаружишь на собственном столе конверт с авиабилетами на Канарские острова.

- Ты что? Умом тронулся? - Кто? Я? -