Litvek - онлайн библиотека >> Игорь Иванович Шкляревский >> Поэзия >> Я иду ! >> страница 2
громоотводы,
она надует паруса
и вымпел-молнию опустит,
всю ярость
      передав
                   громам,
чтобы уплыть
           в звериной грусти
к своим далеким берегам.
А мне
       в своем остаться мире —
суровом,
        радостном,
                 жестоком,
грозой разбитом на квартиры
закрытых
       и открытых окон.

«Идет оркестр»…

Идет оркестр…
Кого-то хоронили.
Родился кто-то.
Кто-то разлюбил.
Кого-то с пеною у рта хвалили.
Кого-то
        где-то
           кто-то оскорбил.
Над всем над этим
пролетает вечность.
И я живу,
           и я умру, конечно.
Как странно —
                  есть,
и вдруг меня не будет,
а кто-то будет,
будут песни, смех,
и лимонад
          в тени зеленых будок
веселый малый будет брать на всех.
Иду к реке.
Опять лучами солнце
толкает в спину —
                  весело шагать.
Смотрю,
       как пена кружевами вьется,
смотрю и говорю:
— Спасибо, мать!
За что?
За то, что у меня меж пальцев
вода струится…
Странная вода!
Она свиваться может,
                       разливаться,
натягивать упруго невода.
Иду!
   Трещит надутая рубашка.
Пью лимонада подслащенный лед.
А по стеклу
 куда-то вверх
                      букашка
ползет,
       срывается,
                  опять ползет.
Старушка в землю просится клюкой.
Бежит девчонка
                        с теннисной ракеткой.
И голосом охрипшим:
                               — Светка!…
Орет мальчишка за рекой.

«Над рощами вовсю зарницы плещутся»…

Над рощами вовсю зарницы плещутся,
и лупят
       капли
            крепкие
                    по кепке,
и мокрая листва, свистя, полощется,
и под подошвами
                ворочаются камни!
А руки
       почему-то стали граблями,
а ты
    хохочешь
            прямо из грозы!
А по земле
             с размаху
                   лупят градины
и вскакивают
     шишками
                     грибы!
Мы оседаем вдруг,
                   отяжелевшие,
как путники перед крыльцом ночным,
и все стучим сердцами ошалевшими,
друг в друга,
            ослабевшие,
                           стучим…
Стучим!
       Глаза, как фонари чадящие.
Стучим!
       В дыму багровые обрывы.
Июльские, прозрачные, над чащею
стоят дожди
            и остро пахнут травы…

Кружка воды

Двадцать дней позади —
четверо в океане —
двадцать девять дней впереди…
Вал
    идет
        окаянный!
Слышишь,
        плывут
              прощальные звоны
русских берез, полей —
это варятся ребра гармони,
песня бурлит в котле.
Жажда…
        Даже сигнал спасенья:
Пи —
    пи —
           пить…
— Ребята,
        нынче мой день рожденья.
Ребята, хочется жить…
Ему подносят полную кружку,
а в кружке
небо
               кружится,
                        кружится.
Вода у губ воспаленных плещется,
речная вода,
крутая,
шепчет о чем-то,
                струится,
                           светится,
захлебываясь,
           обнимая.
В солнечных жилках
сквозные отмели.
Вода,
     пропахшая осенью.
Вода…
     Непонятное чудо —
                            вода.
Плывешь,
           течению себя отдав.
Плывешь…
Глаза залепило солнцем.
— Толька-а-а, плыви сюда!
А-а-а-а…
       в бесконечности отзовется.
Нырнешь, наливаясь звоном,—
блестят пузырьки
               на корнях зеленых.
Где солнце едва
               на дно просочилось —
раздвигаешь руками зеленые сны.
А-а-а…
      Кружилось небо,
                       кружилось…
— Толька,
         ты что?
                 Очнись…
И он очнулся,
               и слабой рукой
отодвинул солдатскую кружку
с небом вертящимся,
с нормой двойной!

«В окно ползет осенняя вода»…

Елене

В окно ползет осенняя вода.
А я хочу
       упасть в твои колени!
В такую ночь
              острее, чем звезда,
неповторимость каждого мгновенья.
Мне жаль, что ты сегодня не придешь
к фанерной будке старого яхт-клуба,
и этой гулкой ночи не поймешь,
и не уснешь на парусине грубой.
Мы никогда б так не были близки
в огромном мире,
скрученном ветрами,
где, к счастью,
             есть еще и чудаки,
которых называют дураками.
Привычный досаафовский уют:
канаты,
        весла,
             гички тень косая.
На хвойных лапах запахи ползут.
Поет вода о вечном…
                   Засыпаю.
Меня разбудит утром тишина,
и как-то вдруг по-новому предстанет
из мокрого разбитого окна
законченность реальных очертаний.
Я не могу
          ничем
                тебе помочь,
хотя ведь ничего и не случится —
простая ночь,
         прощающая ночь
уйдет
     и никогда не повторится.