превратят в месиво. Шатаясь, мальчик обогнул дальний угол дома. Кричащая толпа бежала позади него. Он чувствовал нервозность в их заплывших мозгах. Они слышали истории о слэнах, которые внезапно перевесили их желание завладеть десятью тысячами долларов. Но стадный инстинкт придавал сил каждому в отдельности. Толпа продолжала двигаться.

Он вбежал в маленький задний дворик, по обеим сторонам которого стояли высокие ряды ящиков. Они возвышались над ним темной массой, неразличимой отчетливо даже при ярком солнечном свете. В его затуманенном мозгу мелькнула идея, и в следующее мгновение он уже карабкался на составленные ящики.

Ему показалось, что от напряжения боль еще сильнее вцепилась зубами ему в бок. Джомми осторожно прошмыгнул по верху ряда и наполовину влез, наполовину упал в пространство между двумя старыми ящиками. Пространство было свободно до самой земли. Почти в полной темноте его глаза различили еще более темное пятно пластиковой стены дома. Он протянул руку и ощупал края отверстия в гладкой стене.

В следующий момент мальчик протиснулся внутрь и обессиленно повалился на влажную землю. Под собой он почувствовал обломки камня, но в тот момент он был слишком усталым, чтобы что-то делать, поэтому просто лежал, почти не дыша, а снаружи неистовствовала в безуспешных поисках толпа.

Темнота успокаивала, как мысли матери перед тем, как она сказала, чтобы он уходил. Кто-то поднялся по лестнице прямо над его головой, и это подсказало ему, где он находился: в небольшом пространстве под черной лестницей. Джомми подумал о том, как же удалось проломить твердый пластик.

Он лежал в холодном поту от страха и думал о своей матери, которая теперь мертва, как сказали по радио. Мертва! Конечно, она не испугалась. Он слишком хорошо знал, как она ждала этого дня, когда сможет присоединиться к своему мужу в покое могилы. «Но мне нужно вырастить тебя, Джомми. Было бы так легко, так приятно расстаться с жизнью; но мне нужно сохранить тебя живым до тех пор, пока ты не вырастешь. Твой отец и я отдали все, что имели в жизни, на разработку этого великого изобретения, и это все пойдет впустую, если ты не сможешь пойти дальше».

Он отогнал от себя эту мысль. Его мозг теперь не был так затуманен. Краткий отдых пошел на пользу. Но от этого камни, на которых он лежал, казались еще более неудобными. Джомми пытался пошевелиться, но места было слишком мало.

Автоматически Джомми ощупал камни под собой и сделал открытие. Это были не камни, а куски пластика. Пластика, который провалился внутрь, когда кто-то проломил небольшой участок стены и сделал это отверстие. Странно было думать об этой дыре и понимать, что кто-то еще кроме него Думал об этой же самой дыре. Внезапность этой размытой мысли, пришедшей снаружи, пронзила Джомми как молния.

Напуганный, он попытался выделить мысль и мозг, от которого она исходила, но вокруг было слишком много мыслей, слишком много возбуждения. Аллея была запружена солдатами и полицейскими, которые обыскивали каждый коттедж, каждый квартал, каждый дом. Один раз, пробиваясь над кутерьмой мозгового шума, он поймал ясную, холодную мысль Джона Петти:

«Вы говорите, его последний раз видели здесь?»

«Он забежал за угол, — сказала женщина, — а потом пропал!»

Трясущимися пальцами Джомми начал выковыривать обломки из влажной земли. Он заставил себя успокоиться и осторожно и быстро начал закладывать дыру, используя землю как раствор. От осознания того, что его работа вблизи сразу будет заметна, у него сосало под ложечкой.

Пока Джомми работал, он все время чувствовал мысли другого человека, лукавые, все понимающие мысли, смешанные с бешеным приливом других мыслей, которые бились о его мозг. Ни на секунду этот другой не переставал думать об этой дыре. Джомми не был уверен, мужчина это или женщина.

Мысль все еще присутствовала, темная и угрожающая, когда мужчины наполовину оттащили коробки на другую сторону и заглядывали в промежутки между ними, а затем медленно она удалилась вместе с затихающими криками и кошмаром других мыслей. Охотники ушли охотиться в другое место. Долгое время Джомми еще мог их слышать, но в конце концов жизнь успокоилась, и Джомми понял, что наступает ночь.

Суматоха дня все еще висела в воздухе. Шепот мыслей доносился из коттеджей и квартир в большом доме, люди обдумывали, обсуждали то, что произошло сегодня. В конце концов он побоялся ждать дольше. Где-то неподалеку находился человек, который знал о том, что он здесь, но ничего не сказал. Это был недобрый мозг, который наполнял его нехорошими предчувствиями и желанием как можно быстрее убраться из этого места. Трясущимися, но быстрыми пальцами он убрал обломки пластика. Затем, изнемогший от долгого бодрствования, он осторожно протиснулся наружу. От движения у него опять начал болеть бок, и волна слабости затуманила мозг, но он боялся оставаться здесь. Медленно он подтянулся наверх. Его ноги почти достали до земли, когда он услышал быстрые шаги и ощутил присутствие человека, который поджидал его.

Тощая рука схватила его за щиколотку, и торжествующий женский голос произнес:

— Вот и хорошо, иди к Бабушке. Бабушка о тебе позаботится, это точно. Бабушка сообразила. Она все время знала, что ты мог залезть только в эту дыру, а эти дураки ничего не подозревали. О да, Бабушка умная. Она ушла, потом вернулась обратно и, из-за того что слэны умеют читать мысли, держала свои мысли подальше и думала только о стряпне. И она одурачила тебя, правда? Она знала, что тебя одурачит. Бабушка присмотрит за тобой. Бабушка тоже ненавидит полицейских.

С внезапным унынием Джомми узнал мозг хищной старухи, которая пыталась схватить его, когда он бежал от машины Джона Петти. Один мимолетный взгляд впечатал эту злую старуху в его мозг. И теперь от нее веяло таким ужасом, так страшны были ее намерения, что он тихо вскрикнул и пнул ее.

Тяжелая палка в ее руке опустилась на его голову. Удар был страшным. Тело Джомми свела судорога, его тело обмякло и упало на землю.

Он чувствовал, как ему связали ноги, а потом то ли несли, то ли тащили несколько десятков футов. В конце концов его втащили в скрипучий старый фургон и закрыли тряпками, которые пахли конским потом, смазкой и мусорницами.

Фургон двигался по грубой мостовой на задней улочке, и Джомми услышал, как старуха, перекрывая грохот колес, сказала:

— Какая бы была Бабушка дура, если бы позволила им тебя поймать. Награда в десять тысяч — фу! У меня никогда не было ни цента. Бабушка знает жизнь. Когда-то она была известной актрисой, а теперь так, отброс общества. Они никогда не дали бы мне, старой побирушке, и сотни долларов, не