самолет, имея на борту 229 пассажиров, был захвачен группой арабских и немецких террористов. Самолет приземлился в Африке на территории Уганды, которой руководил тоталитарный правитель Иди Амин. Он стал на сторону террористов. Террористы отпустили всех пассажиров — не евреев. Таким образом, они отделили евреев от всех остальных, причем проделали это немцы. Одна еврейская старушка, услышав немецкую речь, вспомнила свою молодость и воскликнула: «Опять немцы делают селекцию евреев! А где же государство Израиль?»
Радио, телевидение и газеты разнесли по всему миру эти слова, их услышали израильские парашютисты. И сразу же, не дожидаясь приказа, начали энергично готовиться к освобождению заложников. Когда стало ясно, что заложников завтра начнут выборочно расстреливать, специальный отряд погрузился в самолеты, которые взяли курс на Уганду. Решение правительства догнало их позже по радио, уже в полете. Наши ребята приземлились в аэропорту Энтеббе на гигантских военно-транспортных самолетах, которые едва сумели остановиться в пределах посадочной полосы. Террористы и солдаты угандийской армии были мгновенно уничтожены. Парашютисты ворвались в здание аэровокзала, заложники этого никак не ожидали. Они были ошеломлены. В суматохе многие решили, что начался расстрел, приходит конец. Одна мамочка схватила своих детишек и спряталась в туалете. Туда забежал солдат и сказал им на родном иврите: «Быстренько собирайтесь. Мы приехали за вами».
А в это время специальная группа уничтожила на летном поле истребители местных ВВС. И через несколько часов заложники были уже в аэропорту Бен-Гуриона. В этой операции погиб командир отряда подполковник Иони Нетаниягу, родной брат Беньямина Нетаниягу, бывшего и, как я надеюсь, будущего премьера Израиля.
Мы показали тогда, и весь мир узнал, что проводить селекцию евреев безнаказанно уже НЕЛЬЗЯ. Отныне и навсегда. Ибо Господь благословил нас.
И это благословление коснулось каждого. Однажды оно пришло и к нам. В тот вечер мы коллективно посетили городской театр. Давали «Тевье — молочника» по Шолом-Алейхему. По ходу пьесы в доме Тевье собираются евреи. Идет трапеза, вяжутся традиционные еврейские разговоры с текстами, подтекстами, с философией, которая перемежается бытовыми подробностями. И все это, как еврейская музыка, проникает в душу и трогает ее струны. И мы — зрители уже участники и трапезы, и разговора. Нам хорошо, тепло и уютно. И вдруг в этот наш пригретый еврейский мир врываются озверелые и могучие погромщики. Находка режиссера: они появляются не из-за кулис, а прямо из зала, как бы из естественной, нас окружающей среды. Их ведет горластая женщина — агитатор, она орет: «Жиды проклятые! Бей жидов!». Погромщики крушат мебель, переворачивают стол, вдребезги разбитая летит посуда и вся еврейская жизнь вместе с ней. Власть дает возможность хулиганам покуражиться. В нужный момент раздается полицейский свисток, и погромщики уходят туда, откуда пришли: назад, в зрительный зал… А наши генетические еврейские тревоги просыпаются, просыпаются, просыпаются. И головы никнут. И плечи обмякли. Это в зрительном зале. А на сцене потрясенный Тевье обращается к раввину: «Ребе, что же это такое? Ребе, вы можете это объяснить? Ребе, вы знаете эти слова?» И ребе в глубокой печали говорит: «Я не знаю этих слов».
И тогда я оборачиваюсь к своей соседке, наклоняюсь к ней и шепчу: «Я знаю эти слова». «Какие слова?» — шепчет соседка. — Эти слова: «Цва Хагана ле Исраэль». — Что это? — шепчет она. — Это: «Армия Обороны Израиля».
И мороз в голове от этих слов, и рванулись, и вскинулись головы к Небу. И плечи наши расправились. ВЕЛИК ГОСПОДЬ!
Это благословление Бога нам. ЭТО БРАХА!
Мы показали тогда, и весь мир узнал, что проводить селекцию евреев безнаказанно уже НЕЛЬЗЯ. Отныне и навсегда. Ибо Господь благословил нас.
И это благословление коснулось каждого. Однажды оно пришло и к нам. В тот вечер мы коллективно посетили городской театр. Давали «Тевье — молочника» по Шолом-Алейхему. По ходу пьесы в доме Тевье собираются евреи. Идет трапеза, вяжутся традиционные еврейские разговоры с текстами, подтекстами, с философией, которая перемежается бытовыми подробностями. И все это, как еврейская музыка, проникает в душу и трогает ее струны. И мы — зрители уже участники и трапезы, и разговора. Нам хорошо, тепло и уютно. И вдруг в этот наш пригретый еврейский мир врываются озверелые и могучие погромщики. Находка режиссера: они появляются не из-за кулис, а прямо из зала, как бы из естественной, нас окружающей среды. Их ведет горластая женщина — агитатор, она орет: «Жиды проклятые! Бей жидов!». Погромщики крушат мебель, переворачивают стол, вдребезги разбитая летит посуда и вся еврейская жизнь вместе с ней. Власть дает возможность хулиганам покуражиться. В нужный момент раздается полицейский свисток, и погромщики уходят туда, откуда пришли: назад, в зрительный зал… А наши генетические еврейские тревоги просыпаются, просыпаются, просыпаются. И головы никнут. И плечи обмякли. Это в зрительном зале. А на сцене потрясенный Тевье обращается к раввину: «Ребе, что же это такое? Ребе, вы можете это объяснить? Ребе, вы знаете эти слова?» И ребе в глубокой печали говорит: «Я не знаю этих слов».
И тогда я оборачиваюсь к своей соседке, наклоняюсь к ней и шепчу: «Я знаю эти слова». «Какие слова?» — шепчет соседка. — Эти слова: «Цва Хагана ле Исраэль». — Что это? — шепчет она. — Это: «Армия Обороны Израиля».
И мороз в голове от этих слов, и рванулись, и вскинулись головы к Небу. И плечи наши расправились. ВЕЛИК ГОСПОДЬ!
Это благословление Бога нам. ЭТО БРАХА!