Елена Карпова Город для сумасшедших

…Предпочитаю для начала выразительный какой-нибудь вопрос философического свойства, например: «где я?»…

(Михаил Щербаков)

Свет, газ выключен, деньги не забыл: цветы купить еще нужно, подарок — небольшая стеклянная фляжка дорогого и весьма породистого напитка, еще из тех запасов, что из Италии привез, тоже на месте. Ключи — похлопал себя по карману — тут, все, пошел.

Что-то сегодня было в воздухе. То ли кнопка лифта зажглась не обычным красным светом, а тревожно-багровым, то ли сам лифт полз по шахте, странно шурша…

Он посмотрел на часы. «Опаздываю»… Hа первом этаже опять лампочки нет, свинтили или разбили — поймать бы ту сволочь, которая занимается этим с завидным постоянством… Хотя сейчас почти даже не темно — дверь подъезда открыта.

Светлый дверной проем преградила черная фигура без лица.

— Постой, мужик.

Голос у темной личности был хриплый, вдобавок она еще и чуть шепелявила. Сейчас закурить попросит. А сзади уже тоже стояли: Иван услышал, как там натужно задышали и хотел обернуться, чтобы попытаться рассмотреть второго, но тут его ударили по затылку хорошо так ударили, с хрустом и разноцветными искрами в соответственных местах. Обидно, не по правилам…

Глаза медленно привыкали к полумраку. Потолок. Следы от горящих спичек. В детстве тоже так развлекался. Ч-черт, почему лежу? Ах да, двое без лиц, но зато с претензиями. Ой, как плохо… Ведь наверняка ограбили… Прощай, фляжечка, прощайте, цветочки денрожденные. Здравствуй, сотрясение мозга.

Почему-то думалось обо всем этом спокойно и просто, как о поездке в трамвае.

Он сел, поморщился, пощупал затылок. Ого! Как там говорится в таких случаях? «Повреждение нанесено тяжелым тупым предметом»? А ведь больно. Крови, похоже, нет, но вот шишка в наличии.

Иван сунул руку за пазуху и с удивлением понял, что бутылка на месте. Еще больше он удивился, когда вытащил из внутреннего кармана куртки кошелек. Вот так грабители! Может, это и не грабеж вовсе, а просто эти люди с чего-то невзлюбили Ивана? Hу да — он наверняка им дорогу в неположенном месте перешел…

Еще немного озадачило то, что пол, на котором Иван прежде лежал, а теперь сидел, был бетонно-голым, абсолютно без следа линолеумных квадратиков, которые его всегда раздражали кричаще-яркими цветами.

Наврное, следовало вернуться домой и хотя бы почистить куртку, да и к шишке приложить что-нибудь холодное. Hо, видимо, голова после случившегося работала плохо, и поэтому Иван, встав и отряхнув джинсы, поплелся к двери на улицу.

За дверью его ожидало удивление похлеще всех предыдущих. Крыльца не было. Впереди маячила девятиэтажка серого цвета, но на цвете все ее сходство с соседним домом и кончалось. Стекла в окнах по большей части отсутствовали, кое-где были заменены фанерой, стены опаленные, точно по ним из огнемета прошлись, один из дверных проемов разворочен, будто там рвануло нечто изрядной мощности.

Иван постоял, почесал саднящий затылок и спрыгнул на землю.

Крыльцо валялось почти рядом. При взгляде на него возникало чувство уважения к тому, кто от избытка молодой силушки немного покурочил бетонные ступеньки бетонной же сваей. Или двумя сваями — они тоже лежали почти рядом. Роль отсутствующих ступенек выполняли несколько фундаментных блоков, сложенных лесенкой.

Из-за угла дома неторопливо вышел пожилой мужчина в черных, похожих на тренировочные, штанах и футболке, не до конца прикрывающей обширный живот. В руке у него покачивалось ведро с водой. Мужчина поднял на Ивана глаза и сказал:

— Тебе вода нужна? В четвертом корпусе дали полчаса назад. Если надо, то поторопись, Зеленцов говорит, что ненадолго. А чего это ты так вырядился? Собрался куда, что ли?

— Hа день рождения, — машинально ответил Иван, рассматривая мужчину и наконец узнав в нем Клавдия Петровича, своего соседа по лестничной клетке, художника, музыканта и вообще мужчину в полном расцвете сил. Почему-то теперь он изрядно поувял.

— А у нас что, нет воды, Клавдий Петрович?

— Ты че, проснулся только что, а? Дней пять уже как нет.

— Да? — рассеянно сказал Иван, — а чем же я вчера мылся?

— Вот уж не знаю. Hормальные люди сейчас не моются, а в речке купаются. Или в заливе. Я позавчера был — вода теплая.

— Клавдий Петрович…

— А чего это ты меня все по имень-отчеству, а, Вань? Я уж забыл, когда меня так в последний раз звали. Ты уж давай по-старому лучше.

— Как… по-старому?

— Как? Петровичем, понятно дело. Вань, у тебя температуры нет случайно? Че-то ты выглядишь не того.

— По голове какая-то сволочь саданула, — сказал Иван, — здесь вот, прямо в подъезде.

— А-а! Hу так, варежку не раззявливай. Ладно. Пойду я — у меня еще баки полупустые, а вода в четверке, говорят, от силы еще минут на сорок.

Он нагнулся и поднял ведро.

— Кла… Петрович! А что это с соседним домом случилось? наконец решился спросить Иван.

— Где? — обернулся Петрович.

— Да вон, — неопределенно махнул рукой Иван в сторону развороченного подъезда.

— Там-то? Это ж ребятишки развлекались, не помнишь, что ли? Троих на месте, двое по дороге в лечилку, двое калеки. Погоди, Ванька, ты должен это помнить, даже если тебя по кумполу огрели — ты ж первый сунулся тогда завал разгребать, тебя еще самого чуть не засыпало…

Иван смотрел на него непонимающими и ошарашенными глазами. У него появилось странное чувство, что он проспал пару десятков лет, а в это время вместо него жил кто-то другой, кто знает, почему в доме уже почти неделю нет воды, почему крыльцо валяется рядом с дверью, а соседний дом похож на декорацию к фильму про войну.

Клавдий Петрович странно прищурил глаза, глядя на Ивана и нахмурил брови.

— Ты, — наконец сказал он настороженно и как-то угрожающе, — ты — не он.

— Я не кто? — не понял Иван.

— Ты — не Ванька.

— Да, вроде, мама Иваном нарекла, — усмехнулся Иван, разводя руками.

Клавдий Петрович (честно говоря, простецкое «Петрович» подходило этому старикану больше) снова поставил ведро на землю и ткнул указующим перстом в Ивана.

— Ты — двойняшка.

— Я? — удивился Иван, — да у меня сроду ни братьев, ни сестер не было.

Петрович вздохнул.

— Ничего-то вы, недочеловеки, не знаете… Всему вас учить надо. Я тебе все объясню, паря, но не задаром. Пойдешь сейчас со мной, возьмешь два ведра и поможешь натаскать воды, а за это я тебе расскажу и про дом, и про воду с газом, и про то, где ты, бедолага, очутился… Идет?

— Идет, — согласился Иван, тоскливо подумав о дне рождения, на который, похоже, попасть уже не суждено.

Баки