которой была искренне привязана. Внутреннее чувство справедливости не позволяло ей отдавать кому-либо из воспитанниц предпочтение, однако же набожность Мари часто наводила монахиню на мысль, что в будущем она вполне может избрать монашескую стезю. Но станет ли любовь к Господу главным критерием выбора, когда Мари придет время выбирать? Если Всемогущий Господь избрал ее для служения себе, рано или поздно благосклонная судьба выведет девочку на правильный путь.

Для себя мать Мари-Ансельм решила, что было бы хорошо отдать Мари в состоятельную семью горожан из Брива. И вдруг с подобной просьбой к ней обратилась супружеская чета, живущая близ маленького городка Прессиньяк, что в департаменте Шаранта, то есть довольно далеко от Лиможа, столицы региона Лимузен^[3]. Эти люди искали девочку-подростка, которая смогла бы стать помощницей хозяйке дома. Из всех воспитанниц только Мари достигла требуемого возраста.

И все-таки мать Мари-Ансельм долго тянула с ответом. Прессиньяк — это ведь так далеко… Увидятся ли они когда-нибудь с девочкой снова? Не могла она не думать и о том, что Мари — девочка очень способная. Несколько месяцев назад она одна-единственная из воспитанниц блестяще сдала экзамены и получила свидетельство о начальном образовании. Ферма — не самое лучшее для нее место!

Однако перед внутренним взором тут же вставало бледное личико девочки с темными кругами под большими карими глазами. Она с детства отличалась слабым здоровьем. Быть может, перемена места и здоровая жизнь в сельской местности пойдут ей на пользу? Семья из Прессиньяка была очень обеспеченной и уже более пяти лет щедро жертвовала на нужды приюта, хотя тот находился в другом департаменте. К тому же у них не было своих детей. Что, если Мари посчастливится обрести дом и родительскую заботу?

* * *

Ласково, но решительно мать-настоятельница обняла девочку за плечи.

— Послушай меня, Мари! В приемной сидит женщина. Она ищет девушку, которая смогла бы содержать дом в порядке и умела бы готовить. Тебе тринадцать, и ты уже можешь сама зарабатывать себе на хлеб. И ты знаешь, что у нас не слишком много места. Я бы оставила тебя еще на какое-то время, но, думаю, будет лучше, если ты поедешь с ней. Будь с мадам Кюзенак любезной и вежливой. Если ты ей понравишься, она возьмет тебя жить в свой дом с большой фермой. Тебе это пойдет на пользу, да и нуждаться ты ни в чем не будешь.

Монахиня повернулась и сняла с книжной полки небольшого размера фотографию.

— Вот, держи! Это фотография статуи Обазинской Богородицы с Младенцем, — сказала она, и голос ее смягчился. — Ты ведь знаешь, что тебе покровительствует наша Святая Дева Мария. Это мой прощальный подарок, он охранит тебя от всех бед. А теперь пойдем знакомиться с твоей хозяйкой. И помни: если в твоем новом доме что-то пойдет не так, ты всегда сможешь вернуться в приют.

Девочка, не веря своему счастью, схватила прекрасный подарок. На фотографии было запечатлено только лицо Богоматери, ласковое и потемневшее от времени.

Сколько раз молилась она перед этим позолоченным каменным изваянием, стоявшим в приемной приюта! Сколько раз обращалась к нему с немым вопросом: «Пресвятая Дева Обазинская, где мои родители?»

— Спасибо! О, спасибо! Это лучший на свете подарок! — бормотала Мари, чьи щеки порозовели от удовольствия.

Несколько минут она прижимала новообретенное сокровище к груди, потом спрятала в карман платья.

Сердце девочки разрывалось меж двумя противоположными чувствами. Она боялась уезжать из приюта, где прожила столько лет. И вот теперь ей предстоит расстаться с подружками, к которым она так привязалась, и со своими любимыми книжками. Она догадывалась, что в жизни, которая ее ожидает, не будет места чтению и учебе.

И все же для Мари, чья чистая душа радовалась каждому новому листику, появлявшемуся на дереве в монастырском саду, слов «сельский дом» и «ферма» было достаточно, чтобы сердце ее радостно забилось.

Ее вселенная ограничивалась этими светлыми, но все же чуточку суровыми коридорами, этими уютными и всегда ухоженными комнатами, стенами просторной спальни с черной дверью.

Она любила это место, где ей было так спокойно, любила стоящую невдалеке церковь старинного аббатства…

А еще она любила отливающие синевой долины, такие прекрасные в своем утреннем наряде из тумана, которыми она с подружками часто любовалась, стоя во дворе. Вид был таким великолепным, что перехватывало дыхание.

Как бы ни сложилась жизнь, частичка ее души навсегда останется здесь, в родном Коррезе…

* * *

Монахиня и девочка вместе спустились на первый этаж и, пройдя через внутренний дворик, остановились перед дверью в приемную.

Мать Мари-Ансельм открыла дверь, и взволнованная Мари вошла первой. Женщина, которая до их появления ходила взад и вперед по комнате, замерла и посмотрела на девочку:

— Значит, это ты — Мари? Что-то не слишком крепкой ты выглядишь для своего возраста!

— Что вы, мадам, я очень крепкая! Я застилаю постели самых маленьких, вычищаю печи от золы и умею варить суп!

— Мари — девочка послушная, набожная и исполнительная, — подхватила стоявшая у сироты за спиной мать-настоятельница. — У нее хорошо получается шить и вышивать. Что ни поручи — она всегда старается все сделать наилучшим образом. Не стоит забывать и о том, мадам Кюзенак, что, беря девочку к себе, вы совершаете богоугодный поступок. Свежий воздух пойдет Мари на пользу, потому что здоровье у нее не самое крепкое.

Услышав про слабое здоровье девочки, посетительница поджала губы. На ее лице ясно читалось недовольство. Мать-настоятельница поняла, что не стоило упоминать о болезненности Мари, но было уже поздно.

Мари была готова расплакаться. Что с ней будет, если добрые монахини не смогут оставить ее у себя? Если эта дама, которая выглядит такой строгой, не захочет ее забрать?

— О, мадам, я умею гладить! — проглотив слезы, воскликнула девочка. — Я еще ни разу не сожгла простыню или полотенце! Ем я мало и умею ухаживать за детьми. Если у вас есть дети, я стану за ними присматривать!

Было очевидно, что даже этот последний аргумент не убедил мадам Кюзенак. Посетительница вздохнула и нахмурилась.

Мадам Кюзенак была женщиной крепкого сложения, отнюдь не худенькой. Ее путь в Обазин лежал через Брив, поэтому она надела все самое лучшее и выглядела очень нарядной.

— Ты умеешь доить коров, делать творог и пасти овец? — спросила она.

Положив руку на плечо воспитанницы, мать-настоятельница сказала недовольным тоном:

— Мадам, я не понимаю, что происходит. Мы ведь договаривались, что Мари