вам еще сказать.

Главный говорит: да все верно, Николаша, ты сказал. И за плечи меня обнял. Уж я-то, Серега, тебя как родного люблю. Ты уж не обращай внимания, что я тут орал. Обидно за тебя стало и страшно. Ну куда ты сейчас пошел бы? Куда ты без нас? Сядь лучше, успокойся… Нужно это, понимаешь? Как никогда. Сергей Павлович из Москвы звонил. Через сутки сам будет. И чтоб все готово было. В Кремле, говорит, спать не будут. А дел невпроворот… Дайте ему очухаться, Николай Иванович усмехается, — что вы его сразу в оборот взяли? Да погоди ты, не мешай! — Главный вскипел. Тебя вообще кто сюда звал? И опять за меня взялся. Перестроить, понимаешь, надо успеть гировертикали и гирогоризонты. Магнитные усилители и электронные. Всю схему опять переделали. Блок радиокоррекции еще бы перестроить… Что еще? — у Николая Ивановича спрашивает. А я уж и не слушаю. Что они мне там говорили — не знаю. Такое нашло… Выходит, никуда не денешься. Делайте, думаю, со мной что хотите. Раз уж попал сюда, так что теперь… А Главный мне все талдычит про изгибные колебания да про белые шумы… Хватит, говорю, уговаривать-то. Кого хочешь ведь уговорите… Сделаем, раз надо. Но потом все. Распрощаемся. А потом все, Главный говорит, потом, может, и я заявление напишу. Старушку себе подыщу, прямо с внуками чтоб была.

Оказывается, два пуска сорвалось. Из-за контура стабилизации, как я понял. Крутило изделие на старте, и вообще не туда летело. Пока умные головы не додумались про эти самые белые шумы в электронных усилителях. Тогда еще лампы стояли… А Главный за бортовую аппаратуру отвечал. На него и навалились. Его Сергей Павлович сам отстоял и на академиков своих нажал, да так, что они всю эту науку про белые шумы выдали… И еще на своей машине смоделировали и проиграли.

Собрал я к вечеру бригаду возле изделия. Ребята на меня во все глаза смотрят, будто видят впервые. Николай Иванович им опять про то же толковать стал, да Главный его сразу остановил. Некогда, говорит, ликбезом заниматься, нечего им мозги засорять. Алексеич со своими орлами все сделает как надо. Верно я говорю? И по плечу его хлопнул. Николай Иванович даже заикаться стал. А я считаю, говорит, что человек лучше справляется со своей работой, когда работает сознательно, зная цель своей работы. Главный усмехнулся. Ты считаешь… А я знаю! Что каждый должен знать до тонкостей свой участок и не соваться в чужие дела. И хватит об этом. Пока я здесь командую, будет так, как я считаю, понял? И вообще, Николай Иванович, поезжай к себе в гостиницу. Поезжай… Отдохни. Ты нам завтра будешь нужен с ясной головой и не такой дерганый. Ясно? А то у меня сейчас с ребятами предстоит крутой, мужицкий разговор. Не для твоих ушей. Завтра в семь ноль-ноль чтобы был здесь. Все, разговор с тобой закончен. А мы отсюда уйдем, только когда сделаем, ясно?

И к нам повернулся. Что, мужики, не нравится? — спрашивает. Еще хуже не понравится, это я обещаю… А сам будто от удовольствия руки потирает. Кровью харкать будем, а не уйдем. И смотрит так, как только смотреть умел, когда в кураже был. Потому что все, дальше уже некуда нам с вами отступать. И всех нас к чертовой матери разогнать надо! Не умеем работать — вот что я вам скажу. Тут Рыжий, как всегда, в бутылку полез. А мы при чем? спрашивает. Конструктора напутают, а мы за них расхлебывай? И другие загомонили, как, мол, так, всегда все делали как надо. А Главный еще хлеще. Дерьмо вы, а не слесаря. Халтурщики. За что вам только деньги платят! И еще по-матерному добавил. Да я бы, говорит, разогнал вас давно, безрукие! Тут уж и меня заело. Тоже, помню, раскричался, руками махать стал. Потом плюнул и к выходу повернулся. И ребята за мной.

А Главный как гаркнет: стоп! Я еще никого не отпускал! Ты что, Алексеич, на фронте тоже, если ротный матюкнет, из окопов уходил, а? А ну кто мне скажет, почему мы немца победили? Ну-ка ты, Пономарев, у тебя глотка самая луженая, скажи, почему мы Гитлера раздолбили? Рыжий почесался, на меня смотрит. И замямлил: ну, да ну, да это, да еще это… Верно, Главный говорит, как с трибуны, по-писаному выступаешь. А кто еще скажет? Ну-ка, ну-ка? Кто еще мне одну главную причину назовет? Молчите? Тогда сам скажу. Разозлились мы, русские, очень. Да не на немца… На него чего злиться. На себя! Французы и англичане на Гитлера очень злы были, да что толку. На себя мы разозлились, вот в чем дело. Верно я говорю? Алексеич, верно я говорю? Вот так… Помнишь, как в сорок втором каждый волком выл от злости этой? Да что ж это такое?.. Да сколько ж можно, а? Чтоб этот фриц нашего русака пересилил? Да чтоб фашист этот нашего большевика в дугу согнул? Да сколько ж можно? И вот когда каждого — и кто в окопе сидел, и кто в штабах операции разрабатывал, и кто в тылу танки и самолеты строил — злость такая проняла: да неужто мы лучше «мессера» истребитель не сделаем? И сделали! И лучше и больше. Вот так, мужики. Так уж мы, русские, устроены. Здорово разозлиться нам надо, чтоб дело большое сделать… Мне сейчас злые нужны. Очень злые. Не на конструкторов и ученых. На себя! Это ж надо сколько миллионов, страшно сказать, мы здесь зазря сожгли! Вон оно лежит. Ждет вас! Неужто не одолеем?.. Ну, завел я вас, а? Или еще добавить? Видели, как ваш Николай Иванович задергался-то? Вот так… А не сделаем — самое нам с вами место в артели инвалидов. Детские соски делать. Такие дела, мужики… Очень важно это. В Кремле сегодня спать не будут. Это я вам точно говорю. Или мы американцам нос утрем, или… В общем, все, за дело…

Я его эту речь до сих пор помню. Как и те двое суток. Жара стояла, как назло. Решили работать прямо через люки, вниз головой, не разбирая изделия. Время поджимало. И сейчас иной раз, веришь, ночью снится. Провода, провода всякие, разноцветные, пайки, катушки, лампы эти… Так во сне и работаю. Этот проводок пинцетом отожмешь, паечка блеснет, ты ее паяльничком аккуратненько, а соседские проводки оправкой пластмассовой отгородишь, чтоб не дай бог изоляцию не поджечь или распаять… И вот висишь вниз головой, в глазах круги красные, лицо кровью наливается, дышать тяжело… А вылезти нельзя: ждешь, когда олово потечет, чтоб сразу проводок освободить. В голове шум волнами, и вот видишь — олово уже задергалось, заблестело, тут не зевай, смотри в оба, не дай бог на соседние пайки натечет… И все, вся работа насмарку. Потом вылезешь, тампоны из ушей, носа вытащишь, легче дышать сразу делается… Тампоны зачем? А как же! А если пот или кровь из носа туда, на контакты, капнет? Электроника штука тонкая. Одна капля — и все, вся работа насмарку… Кое-как отдышишься, тампоны из ваты новые скатаешь и снова лезешь. Меня только Горелов подменял. Сашке я как себе доверял… Рыжий, правда, обижался, но уж тут не до него было. И то как-то,